Корнелия Функе - Чернильное сердце

– Ни тот ни другой, Мегги, – перебил его Мо. – В книге убийца даже не назван. За Гвином охотится целая орава подручных Каприкорна. Один из них наносит удар. Он, наверное, до сих пор поджидает Сажерука.

– То есть как – поджидает? – удивился Фенолио.

– Это отвратительно! – рассердилась Мегги. – Я рада, что не стала читать дальше.

– Ты о чем? О моей книге? – спросил Фенолио обиженным тоном.

– Да, о ней! – резко ответила Мегги и повернулась к Мо. – А что с Каприкорном? Кто убьет его?

– Никто.

– Никто?

Мегги так осуждающе посмотрела на Фенолио, что тот от смущения принялся тереть свой большой нос.

– Что ты так смотришь? – вспылил он. – Да, я позволил ему уйти. Он один из моих лучших злодеев. С какой стати мне его убивать? В реальности так и бывает: жестокие убийцы уходят от правосудия и живут счастливо до конца своих дней, а хорошие, даже самые лучшие люди умирают. Такова жизнь. Почему в книгах должно быть по-другому?

– А как же Баста? Он что, тоже остается жив? – возмутилась Мегги.

Она вспомнила, как Фарид у хижины сказал: «Почему вы их не убьете? Они-то с нами именно это собирались сделать!»

– Баста тоже остается жив, – ответил Фенолио. – Я тогда носился с идеей написать продолжение «Чернильного сердца», и эти двое непременно должны были там присутствовать. Я гордился ими! Да, Тень тоже неплохо получилась, даже хорошо, но сильнее всего я привязываюсь к человеческим персонажам. Знаешь, если бы ты меня спросила, кем я больше гордился – Бастой или Каприкорном, – я бы не знал, что тебе ответить!

Мо задумчиво посмотрел в окно, а потом повернулся к Фенолио и спросил:

– А вы бы хотели с ними встретиться?

– С кем? – не понял вопроса писатель.

– С Каприкорном и Бастой.

– Что вы! Упаси бог! – Фенолио так громко рассмеялся, что Паула вздрогнула и закрыла ему рот рукой.

– А вот мы с ними встретились, – устало проговорил Мо. – Я, Мегги и Сажерук.

После того как Мо рассказал свою историю, Фенолио надолго погрузился в молчание. Паула давно ушла к Пиппо и Рико. Мегги слышала, как они, громко крича и смеясь, играли на втором этаже: прыгали, бегали и катались по деревянным половицам. Но на кухне тишину нарушало только тиканье настенных часов.

– А у него на лице есть шрамы от?.. Ну, вы знаете, – спросил Фенолио.

Мо кивнул.

– Баста порезал ему лицо, потому что им нравилась одна и та же девушка. – Фенолио стряхнул крошки со штанов и отвернулся к окну.

– Да, я знаю, – сказал Мо.

– Феи залечили раны, и на его лице осталось только три тонких шрама, три едва заметные линии, верно? – Старик повернулся к Мо и вопросительно посмотрел на него.

Тот кивнул, и Фенолио снова устремил взгляд на улицу. В доме напротив было открыто окно, и оттуда раздавались крики: мать ругала ребенка.

– В такой ситуации я бы должен гордиться собой, – пробормотал Фенолио. – Каждый писатель мечтает вдохнуть жизнь в своих персонажей, а мои прямо-таки вышли из книжки!

– Потому что отец их вычитал, – добавила Мегги. – Он может сделать это с любыми другими персонажами.

– Верно, – кивнув, сказал Фенолио. – Хорошо, что ты мне об этом напомнила, а то я, чего доброго, возомнил бы себя маленьким богом, не так ли? Мне жаль, что с твоей матерью так получилось. Хотя, если разобраться, моей вины в этом нет.

– Отец сильнее переживает, – сказала Мегги. – Я ее почти не помню.

Мо был удивлен.

– Оно и понятно. Ты тогда была младше, чем Пиппо, Паула и Рико, – задумчиво проговорил Фенолио, подойдя к окну. – Я бы очень хотел на него посмотреть. На Сажерука. Теперь я, конечно, раскаиваюсь в том, что заставил беднягу плохо кончить, но такой исход просто напрашивался. Как писал Шекспир: «Мир – сцена, где у всякого есть роль, моя – грустна».

Он все еще глядел в окно. На втором этаже что-то разбили, но Фенолио не обратил на это внимания.

– Скажите, это ваши дети? – спросила Мегги, указывая на потолок.

– Слава богу, нет. Это мои внуки. Одна из моих дочерей живет здесь же, в деревне, и они часто приходят, чтобы я им что-нибудь рассказал. Мои истории любит вся деревня, но я больше не хочу их записывать, – объяснил Фенолио и, повернувшись к Мо, спросил: – Где он сейчас?

– Сажерук? Я не могу вам сказать: он не хочет вас видеть.

– Когда отец рассказал ему о вас, он очень испугался, – добавила Мегги, а про себя подумала: «И все-таки Сажерук должен узнать, что с ним произойдет. Непременно. Тогда он поймет, что ему нельзя назад. Конечно, он все равно будет тосковать. До конца своих дней».

– Я должен его увидеть! Всего раз. Неужели вы не понимаете? – Фенолио умоляюще посмотрел на Мо. – Я могу незаметно пойти за вами – он меня и не узнает. Все, чего я хочу, – это удостовериться, что он выглядит так, как я его себе представлял.

На это Мо только покачал головой:

– Лучше оставьте его в покое.

– Вздор! Я имею право смотреть на него, когда захочу, – я его создал!

– Но потом вы же его и убили, – заметила Мегги.

– Ничего не поделаешь, – развел руками Фенолио. – Мне нужен был захватывающий сюжет. Тебе разве не нравятся захватывающие истории?

– Нравятся. Но только с хорошим концом.

– С хорошим концом! – Фенолио презрительно фыркнул и прислушался к тому, что происходило наверху. Кто-то или что-то с грохотом рухнуло на пол – потом раздался громкий плач. Фенолио бросился к двери. – Подождите меня здесь! Я сейчас вернусь, – прокричал он, выбежав в коридор.

– Мо! – шепнула Мегги. – Ты должен все рассказать Сажеруку, чтобы он знал, что не может вернуться.

Но Мо покачал головой:

– Поверь мне, он об этом и слышать не хочет. Я дюжину раз пытался с ним поговорить. Думаю, правильно будет свести его с Фенолио. Может, создатель окажется для него бо́льшим авторитетом, чем я, и ему он поверит. – Тяжело вздохнув, Мо смахнул с кухонного стола несколько крошек от пирога. – В «Чернильном сердце» была одна иллюстрация, – пробормотал он и провел ладонью по столешнице, словно хотел наколдовать картину прямо на дереве, – там несколько женщин в пышных праздничных платьях стоят под аркой ворот, и у одной такие же светлые волосы, как у твоей матери. Лица не видно – женщина отвернулась от зрителя, но я всегда представлял себе, что это она. Как считаешь, это – безумие?

Мегги положила свою руку на его и твердо сказала:

– Мо, обещай мне, что не поедешь снова в деревню! Пожалуйста! Обещай, что не будешь пытаться вернуть книгу.

Секундная стрелка кухонных часов отмерила множество мучительно долгих отрезков, прежде чем Мо наконец ответил.