Корнелия Функе - Чернильное сердце

– У нее будет хороший конец?

Мегги взглянула в окно. Скоро совсем стемнеет. А что, если Мо придет на праздник и снова попытается ее освободить? Он же ничего не знает об их планах. А вдруг в него опять будут стрелять? А если они все-таки попали в него вчера ночью?.. Мегги печально уронила голову на руки.

Фенолио погладил ее по голове.

– Все будет хорошо, Мегги! – шепнул он. – Поверь, мои истории всегда хорошо заканчиваются, если я так захочу.

– У этого платья очень узкие рукава, – сказала Мегги. – Как я достану листок, чтобы не заметила Сорока?

– Я отвлеку ее. Надейся на меня.

– Но все могут увидеть, как я достаю листок.

– Чепуха. У тебя все получится. – Фенолио приподнял ей голову за подбородок. – Все будет хорошо! – повторил он, смахивая слезу с ее щеки. – Ты будешь не одна. Я с тобой, где-то рядом Сажерук. Поверь мне, я знаю его, как самого себя, он придет хотя бы для того, чтобы посмотреть на книгу, и при первой возможности попытается завладеть ею… Кроме того, на свете есть еще твой отец и тот мальчик, который так влюбленно смотрел на тебя тогда на площади у памятника, где я встретил Сажерука.

– Прекратите!

Мегги слегка толкнула его локтем в живот и улыбнулась, хотя слезы застилали ей все: стол, собственные руки и морщинистое лицо Фенолио. Ей казалось, что она наревелась за последнее время на всю оставшуюся жизнь.

– Почему же? Он красивый мальчик! Я бы замолвил за него словечко твоему отцу.

– Перестаньте!

– При условии, что ты все-таки поешь. – Фенолио пододвинул ей тарелку. – И эта ваша родственница, как ее?..

– Элинор.

Мегги положила в рот маслину.

– Да. Может, и она где-то рядом, вместе с твоим отцом. Боже, подумать только, нас получается даже больше!

Мегги чуть не подавилась косточкой от маслины. Фенолио улыбался. Когда Мо смешил ее, он поднимал брови и делал такое удивленное лицо, как будто не мог понять, над чем она смеется. Мегги вдруг так четко представила его, что едва удержалась, чтобы не протянуть руку…

– Ты скоро увидишься с отцом, – шепнул Фенолио, – и расскажешь ему, что нашла свою мать и спасла ее от Каприкорна. Все будет здорово, правда?

Мегги кивнула.

Платье было велико Мегги. Ступив в нем два шага, она споткнулась о подол. Воротник и манжеты кололись, а рукава были узкие, однако тонкий листок бумаги можно было легко просунуть под манжету.

Когда над колокольней взошла бледная луна, Сорока пришла за Мегги.

– Ты не причесана! – разозлилась Сорока.

С ней была другая служанка, красноликая женщина невысокого роста, которая, похоже, совсем не боялась колдовских чар Мегги. Она с такой силой провела гребнем по ее волосам, что Мегги чуть не вскрикнула.

– Туфли! – рявкнула Сорока, увидев под платьем Мегги ее босые ноги. – Почему никто не подумал о туфлях?

– Пусть свои наденет. – Служанка показала на стоптанные кроссовки Мегги. – Платье такое длинное, что никто и не заметит. А разве ведьмы не босиком ходят?

Сорока так посмотрела на служанку, что та запнулась на полуслове.

– Конечно! – произнес Фенолио, с улыбкой наблюдавший за тем, как наряжают Мегги. – Как раз так они и ходят. А не переодеться ли и мне для такого случая? Что надевают на казнь? Я, наверное, буду сидеть с Каприкорном?

Сорока выпятила свой подбородок, такой маленький и мягкий, словно его сняли с другого, более доброго лица.

– Ты можешь остаться в чем есть, – язвительно сказала Сорока, вставляя в волосы Мегги заколку с жемчугом. – Узники могут не переодеваться.

– Узники? – спросил Фенолио.

– Да, узники. А кто же? – Сорока отошла и оглядела Мегги. – Годится, – сказала она. – Интересно, с распущенными волосами она мне кого-то напоминает.

Мегги опустила голову, а Фенолио стал отвлекать Сороку, чтобы она не увлеклась своими наблюдениями.

– Но я не обычный узник. Поймите это наконец! – отрезал он. – Без меня всего этого вообще не было бы, включая и вашу малоприятную особу!

Сорока смерила его презрительным взглядом и взяла Мегги за руку – к счастью, не за ту, где под манжетой был спрятан листок Фенолио.

– За тобой придут в свое время, – бросила она ему, идя с Мегги к двери.

– Помни, что говорил тебе отец! – крикнул Фенолио вслед Мегги. – Слова оживут тогда, когда ты почувствуешь их вкус на языке.

Сорока подтолкнула Мегги в спину.

– Поторапливайся, – сказала она, закрывая дверь.

С наступлением сумерек Мо и Фарид отправились в путь. Помня о своей последней ночной вылазке в деревню Каприкорна, они решили, что Гвина с собой лучше не брать. Фарид шел впереди – Мо не знал, что он боится ночных духов, и не смеялся над ним, что уменьшало страх Фарида.

Он осторожно, но уверенно спускался по крутому склону, как будто духи стали его бояться и он даже может ими повелевать, как Сажерук огнем.

Они решили поджечь дом Каприкорна, так чтобы пожар не перекинулся на горы, но поглотил то, что для Каприкорна дороже всего, – сокровища.

В деревне было шумно и многолюдно. Автостоянку охраняли четверо вооруженных, а у сетчатой изгороди вокруг футбольного поля стояли машины, фары которых ярко освещали поле, отчего асфальт был похож на белую скатерть, раскинутую в темноте.

– Значит, представление будет здесь, – прошептал Мо. – Бедная Мегги!

В центре площадки был установлен помост, а напротив – клетка, вероятно для чудовищ, которых должна была вычитать Мегги, а может быть для пленников. С левой стороны поля размещались длинные деревянные скамьи – предполагалось, что зрители будут сидеть спиной к деревне. На них уже сидело несколько чернокурточников, словно вороны, присмотревшие теплое местечко для ночлега.

Сначала Мо и Фарид решили пробраться в деревню через автостоянку: скорее всего, их не узнали бы в толпе, но затем они выбрали все-таки более длинный и темный путь. Фарид снова шел впереди. Они крадучись перебегали от дерева к дереву, пока не добрались до пустыря в деревне. Но и там часовых оказалось больше, чем обычно. Мо и Фариду приходилось пробираться, скрываясь то в дверном проеме, то за разрушенной стеной, и затаив дыхание ждать, пока пройдет часовой. В деревне Каприкорна было немало темных углов, а часовые беспечно бродили по улицам.