Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

Можно было сказать, что и принципал, и Бару отличались завидной аккуратностью и компетентностью.

Три года фальшивых свиданий подействовали усыпляюще: Бару давно решила, что он смирился со своим уделом и расценивал все как часть своей работы.

– Я сказал, что с меня хватит. Мне надоело играть роль любовника, – ответил Латеман, нарезая оленину мелкими кубиками. Он уставился в тарелку, костяшки его пальцев, сжимавших рукоять ножа, побелели. – Ваше превосходительство, я абсолютно уверен, что мне нет нужды описывать ущерб, нанесенный моей репутации – как финансиста, так и потенциального жениха – нашей…

Конечно, несправедливо так думать, но – почему именно сейчас? Почему ему вздумалось устроить сцену в преддверии столь важных событий? Как несправедливо. Он был совершенным, крайне полезным орудием – и в банке, и за обеденным столом.

– Договоренностью, – закончила за него Бару, подбавив в голос раздражения. – Пожалуй, вам нет нужды описывать ущерб.

– По я сделаю это. Вероятно, вы не осознаете, что появившись в обществе с очень юной женщиной из таких отдаленных мест, приобретаешь совершенно новую и необратимую репутацию! – Латеман опустил нож на тарелку так решительно, что она зазвенела не хуже корабельной рынды. Посетители ресторанчика тут же сделали вид, что не обращают на парочку никакого внимания. – Есть некоторые негласные правила, с которыми вы, похоже, незнакомы – что неудивительно, учитывая, где вы родились и воспитывались. Среди прочего, неприлично заводить личные отношения с подчиненными. А еще, как многие могут подтвердить, – крайне некорректно доверять ответственную имперскую должность неопытным юнцам, когда в наличии есть другие достойные кандидатуры!

Бару начала закипать. Хоть Бару и приготовилась к атаке, его слова все же попали в цель. С великим трудом она сдержала ответную колкость – фалькрестский афоризм о том, что мужчины мыслят конкретно и образно, а потому непригодны для работы с абстрактными числами и книгами. Лучше воспользоваться представившейся возможностью: его речь будет прекрасным поводом прекратить все встречи!

– Бел, – шепнула она, – я с удовольствием вам помогу. Вы сделали для меня достаточно.

Латеман склонился вперед. Фальшивая полумаска под его глазами была нарисована с поразительным мастерством.

Бару невольно отметила, что его ногти в крапинку тщательно подрезаны, и стала ждать ответной реплики.

– Бесполезно! Из этого конфузного положения нет достойного выхода, – зашипел он и сжал кулаки. – Я жду возмещения, иначе… – Он осекся, сглотнул и продолжал: – Иначе я извещу губернатора Каттлсона о дополнении к новой налоговой форме – я имею в виду ту самую о «разделе десяти билетов» – и доложу обо всей его крамольной сути.

Бару отсчитала пять вдохов и выдохов.

– Чего вы хотите? – спросила она, мимоходом уловив акцент, появившийся в ее афалоне, словно злость вытащила его наружу.

– Пожизненное пособие, учитывая, что моя карьера на имперской службе наверняка никуда не продвинется. – Он решительно стиснул губы. – И разрешение на брак из канцелярии правоблюстителя, необходимое для ухаживаний, которые я намерен начать.

Может, это приманка? Хитрость Зате Явы?

– Нет, – отчеканила она. – Коррупции на моей совести не будет. Я уволю вас и дам вам щедрое выходное пособие. А к Зате Яве можете отправляться сами.

В последний момент он сдержал крик, прозвучавший как дрожащий шепот:

– Не вам диктовать условия! Вы сломали мою жизнь! Без вашего содействия Зате Ява никогда не даст разрешения на мой брак с Хейнгиль Ри…

Хейнгиль Ри. Интересно. Значит, не одна она находит острые глазки принципала очаровательными.

– Дополнение к форме – чисто эмпирический опыт, безобидная часть моих исследований. Если вы и пойдете с ним к Каттлсону, мне нечего опасаться. – Бару безразлично пожала плечами – как ради себя, так и для устремленных на них глаз. – Просто не представляю себе, как вы рассчитываете добиться успеха в ухаживаниях за дочерью князя Хейнгиля. Браки с аристократами – убыточная игра для порядочного гражданина Имперской Республики.

– Она заслуживает вашей должности. Вы обесценили фиатный билет, вы игнорируете безнравственные забавы княгини Наяуру – что вы сделали, чтобы их прекратить? Вы хотя бы видите, в чем их опасность? А госпожа Ри не настолько слепа.

Бару сделала намеренно беззаботный – с расчетом разозлить его – глоток вина. Как это на него похоже – не замечать ничего вокруг, кроме страшной угрозы в лице княгини Наяуру и ее любовников!

– Прислушайтесь к себе. Ввязываетесь в лихорадку мечтаний о королевстве и наследстве. Давно ли вы сбились с верного пути?

Латеман благопристойно выпрямился и взял себя в руки. Бару поняла, что недооценила его, и убедилась в своей догадке, едва он вновь заговорил.

– Бару, вы поможете мне. Иначе я пойду к Зате Яве и дам показания – письменные, под присягой – что за три года ухаживаний вы ни разу не взглянули с интересом ни на меня, ни на любого другого мужчину. Тогда вы попадетесь к ней и никогда не сможете вырваться на волю.

Бару ничего не могла поделать с ответной реакцией. К такой угрозе – сколь реальной, столь и отвратительной – ему прибегать не стоило. Бару вскочила и наполовину сдернула со своей левой руки перчатку, прежде чем смогла остановиться и подумать. Вокруг зашептались. Бел Латеман был явно потрясен.

– Вы не посмеете, – выдавил он. – За вас некому выйти на поединок, кроме вашего бесхребетного секретаря.

– Латеман, – процедила она, – мне не понадобится заместитель.

– Тогда я откажусь, – заявил он, подняв подбородок. – Поединок – состязание равных.

Мысли вихрем закружились в ее голове. Теперь она принялась оценивать возможности и последствия. Она сфабрикует все что угодно! Она сумеет устроить настоящее представление, и она станет режиссером невероятного спектакля, сотканного из любви, ревности, коррупции, нарушения приличий, скандалов на почве расы, возраста, гигиенического поведения!

И Ордвинн содрогнется! Слухи просочатся во все закоулки.

Каждый житель Ордвинна будет судачить и сплетничать об этой сенсации.

Превосходно, не так ли?

Вот что ей нужно.

Бару молниеносно сдернула с руки наполовину снятую левую перчатку и швырнула ее на стол.

– До первой крови, – громко, чтобы слышали остальные посетители, сказала она. – За честь Тараноке, моей родины, которую вы оскорбили. Можете назвать заместителя. Но я буду драться сама.

Латеман неловко поднялся и вытаращил глаза.

– Последний шанс, – сказал он, несомненно, имея в виду: «Иначе я иду к правоблюстителю и заявляю, что вы – трайбадистка».

Бару скрестила руки на груди. Па ней было белое платье с кошелем на цепи у пояса. Она ждала ответа на вызов.