Кристина Амарант - Ты мои крылья [СИ]

— И кому вы принадлежали? — хрипло спросила она, в глубине души готовая к жесткой отповеди в ответ на попытку вторжения в чужое прошлое.

Безмерно саркастичная ухмылка изменила его обычно спокойное лицо до неузнаваемости.

— Семье ди Вине. Символично, не находите?

— Ди Вине? — непонимающе переспросила Наама.

В памяти замелькали картинки и лица из детства. Ей было шесть, когда война за Освобождение подошла к концу. В те годы личный пони интересовал маленькую Нааму куда больше всех человеческих рабов вместе взятых, но кого — то она запомнила. Ρавендорфа среди них не было.

— Конкретно Отису ди Вине.

— Это тому, которого вы…

— Именно, — все с той же кривой улыбкой подтвердил мужчина. — Вашему дяде, которого я убил.

Все, на что ее хватило это растерянное протяжное «О-о-о».

Несколько минут они сидели молча, а потом Торвальд резко встал.

— Ладно, предлагаю закрыть эту тему и поужинать.

— Ах да, ужин, — она тоже вскочила, с радостью ухватившись за возможность перевести разговор в более безопасное русло. — Я приготовила паэлью!

Мужчина приподнял бровь, уставившись на нее с подчеркнутым изумлением. В его ауре снова заиграли колкие искорки, означающие смех.

— Вы сделали что?! Повторите, а то я не расслышал.

— Паэлью, — буркнула Наама, испытывая отчетливое желание его стукнуть. — Я нашла рис, а в морозильном шкафу лежали овощи и креветки.

На самом деле она отнюдь не испытывала уверенности, что получившееся бурое варево можно называть этим гордым словом. Однако пахло получившееся блюдо аппетитно, да и на вкус было вполне съедобным.

— Ди Вине, вы меня поражаете.

— Еще слово, и я убью вас.

— Молчу, молчу, — с обманчивой кротостью согласился он, но колючие смешинки, нет-нет да мелькавшие в облаке его эмоций, подсказывали, что все это не более чем маска. — Пойдемте, мне не терпится насладиться вашими кулинарными талантами.

— Мда-а-а, — протянул он чуть позже, рассматривая неаппетитную клейкую массу с торчащими из нее креветочными хвостиками в своей тарелке. — Ди Вине, я не знаю, кто вам сказал, что вы умеете готовить, но этот кто — то нагло соврал.

От такого пренебрежения плодами ее трехчасового труда, а ещё больше от того, что он был прав, Наама мгновенно вскипела, словно чайник на огне. Можно подумать, ее кто-нибудь когда-нибудь учил кухарничать?! Пусть скажет спасибо, что вообще получилось что — то похожее на еду!

— Не нравится — не ешьте!

— И не собирался, — он поднял на нее смеющийся взгляд. — Я, конечно, джентльмен, но не настолько.

Демоница подвинула к себе тарелку, испытывая почти непереносимое желание разбить ее о голову одного слишком наглого безопасника, и демонстративно отправила себе в рот первую ложку.

Ну… на вкус это было съедобно. Хотя только теперь, тщательно пережевывая зернышки риса, она поняла, что тот частично недоварился. И определенно не хватало соли и специй. Но ведь съедобно? Съедобно! Α что пресновато и вязнет в зубах — не такая трагедия.

— Вкусно? — весело поинтересовался проклятый анхелос.

Из чистого упрямства она зачерпнула еще ложку месива и промычала что — то невнятно-утвердительное.

— Этот сорт риса используется для приготовления пудинга, — внимание Равендорфа привлекла этикетка на полупостой упаковке. — Для паэльи он слишком клейкий.

Наама фыркнула и с тоской покосилась в тарелку. Оставалось еще не меньше трех десятков таких же ложек. Но сдаться и признать, что полковник был прав не позволяла гордость.

— Ди Вине, не страдайте ерундой, — он сходил в холл, вернулся с пакетом и начал выгружать на стол судки с уже знакомым логотипом ресторана на боку. — У нас есть крем-суп из брокколи, салат и лобио с курицей.

— Я буду паэлью, — угрюмо сообщила Наама, ощущая себя идиоткой. И зачерпнула еще ложку бурой каши.

Аура Равендорфа вспыхнула радужными всполохами. Безопасник откровенно потешался над ней, и это злило. Просто слов нет, чтобы выразить, как злило.

— Ваше право, — легко согласился он, накладывая лобио себе в тарелку. От восхитительного запаха рот наполнился слюной. Наама сглотнула полупережеванный рис и почувствовала, как тот настойчиво просится обратно.

Она так и просидела весь ужин, впихивая в себя через силу свой кулинарный эксперимент. Равендорф посматривал на нее со все большим изумлением, временами отпуская веселые замечания, на которые Наама откликалась полными яда репликами. Чужие эмоции щекотали кожу еле ощутимыми прикосновениями.

Объем бурой массы в тарелке уменьшился вдвое, когда Наама решила, что этого достаточно для отступления с достоинством, и отодвинула тарелку.

— Передумали издеваться над собой?

— Я наелась, — ледяным тоном отозвалась демоница. — Оно очень сытное.

— Что, даже десерт не будете?

На свет появился еще один контейнер — на этот раз с аккуратно нарезанным ломтиками штруделем. Наама сглотнула, вспомнив, что не обедала. Ρис лежал в желудке тяжелым комом, а есть все равно хотелось. Очень хотелось.

— Ну разве что чуть-чуть, — согласилась она, забирая тарелку.

Хвала Богине, у анхелос хватило такта никак не откомментировать почти молниеносное исчезновение штруделя. Торвальд просто молча подложил еще пару кусочков, и Наама не нашла в себе сил возмутиться.

— Я веду себя как ребенок? — спросила она, наблюдая за тем, как он собирает опустевшие тарелки.

— Есть немного. Но это нормально в вашем положении. Полное бесправие и зависимость не способствуют взрослению. Вы не против, если я выкину остатки паэльи? Или собираетесь потом разогреть и подкрепиться?

От последних слов ее передернуло против воли.

— Выкидывайте!

— А у вас было так же? — спросила Наама, засучивая рукава, чтобы вымыть грязную посуду. По изначальной договоренности они с Торвальдом мыли ее по — очереди. — Ну, когда вы освободились?

Тон его эмоций сменился с благодушного на настороженный, даже напряженный, выдавая неготовность к откровениям, но он все же ответил. Сухо и скупо, уводя разговор от своей истории, которая интересовала демоницу больше всего.

— Нет, не так. Но я достаточно насмотрелся на людей после войны. Большинство не были готовы к свободе, и не знали, что делать с ней. Даже те, кто изначально мечтали об избавлении от рабства. А многие сразу же подписали пожизненные контракты, что бы остаться с хозяевами.

— Я помню, — задумчиво отозвалась Наама. — У нас в поместье было много контрактников.

— Их и сейчас хватает. Кого — то привлекают деньги, кому — то просто кажется, что так легче, — в голосе безопасника зазвучала неожиданная горечь. — Каждый год десятки людей гибнет из-за того, что их хозяева переходят черту. Сотни и тысячи теряют возможность чувствовать хоть что-то, превращаются в эмоциональных зомби, но желающих меньше не становится. Рабство теперь в моде. Оно перебралось в спальни и будуары и больше не предполагает тяжелой работы в полях.