Оксана Демченко - Перевернутая карта палача [СИ]

— Возможно, расчет неточен, — дрогнул бес. — Я всегда знаю, убит ли враг. Младенец мертв. Но, полагаю, он не последний такой.

— Почему ты не вышел и говоришь со мной оттуда? Преклони колени перед королевой, — хлыстом ударил приказ.

Стало слышно, как бес, рыча и цепляясь за что попало, выбирается из кареты.

Ул лежал, не дыша — будто он нырнул в реку — и старался стать как можно незаметнее, обратившись целиком в слух. У беса неровные шаги — спотыкающиеся, короткие. Он опирается на палку или клинок…

— Ранен? Ты? — презрительно звякнул женский голос.

— Проявил неосторожность. Ранен древним клинком, одним из тех, что выковали атлы, — выдавил бес. — Нет, не надо… Признаю, я пытался умолчать о худшем. В ране я ощутил помимо стали… я ощутил свет и горячую боль.

— Значит, голову не отрезал. Врата не распечатал. Явился и лгал, — голос женщины прошелестел змеиной чешуёй. — Устал от города, тварь лесная? Кто ты такой, чтобы скулить? Ты вытянул свою судьбу по собственной воле. Чью бы ошибку мы не выявили теперь, исправлять её предстоит тебе. Принеси голову последнего. До того не смей и думать о поиске того, что тебе важно.

Шаги, отдаваясь громом, удалились, стихли. Изморозь сдалась лету, стекла холодными каплями по сосновой коре. Голубоватые сполохи пульсирующего ствола молний угасли.

Истошно заорал кто-то из наемников. Очнувшись от окаменения, он хлестнул скакуна и умчался, не разбирая дороги. Зарычал бес. Он хромал, клацал ножнами по камням. Теперь на слух понятно: бес, определённо, опирался именно на оружие…

Ул позволил себе долгий, медленный вдох, ощутил запах грозы и леса — будто из смерти вернулся в родной мир. От мха и до крон, просторно и мощно, прокатился тоскливый, замогильный вой… Шарахнулись, хрипя отчаянием, кони, вмиг взбесились. Карета с грохотом опрокинулась, её и такую, лежащую на боку, уволокла истошно ржущая шестёрка упряжных. Вой повторился, жутче и безнадёжнее прежнего.

Ул разогнулся, обнял холодный ствол, прижался щекой к сосне, и, перемогая страх, стал смотреть, как катается по траве бес, корчится, заходится тоскливым стоном. Рэкст рычит, скалится, рвет ворот от шеи — будто удушен, будто нет ему спасения.

— Ты, оказывается, не слуга, — впервые испытав укол чего-то, похожего на сострадание, прошептал Ул. — Ты вещь… врага. Значит, сам ты не враг? Разве виновен хоть в чем клинок Дорна? Он оружие, как и ты. Но ему не больно, в отличие от тебя.

Бес затих, сник на траве у обочины. Он долго оставался неподвижным. Наконец, встал, опираясь на костыль ножен. Осмотрелся, закинул голову, подставив лицо дождю. Вслушался в грозу, повёл плечами, по-звериному встряхнулся — и заковылял к замку.

Перекрёсток опустел. Ул готов был поклясться чем угодно, даже и жизнью, что никто не сунется сюда до окончания грозы. Он понял верность своих догадок, когда понесли кони. Когда ледяное внимание женщины нашло стрелка, обрушило с высокого помоста. И оставило лежать на камнях осколками тела. В один беглый взгляд, лишь заподозрив намёк на угрозу, загадочная и жуткая гостья не просто заморозила человека, но превратила его в хрупкий, мёртвый лёд…

— Бывают бесы и пострашнее… нашего, — хрипло выдавил Дорн, сел и осмотрел больную руку. На мокрых насквозь тряпицах проступило тёмное пятно. — Опять шов вскрылся. Надо же, обычно на мне зарастает за день-два.

— Не шов, там вызрел нарыв. Сейчас гной сошёл, хорошо, — сразу решил Ул. — Эй, давай ближе глянем. Пошли?

— Куда?

— Хочу встать на перекрёстке и заглянуть в арку врат.

— Там нет врат! — Дорн с подозрением покосился на приятеля. — Заберём коней, пора делать ноги.

— Все разбежались. Гроза растёт, а не идёт на убыль. Случай особый, понимаешь? Не могу я просто уйти. Если ты против, гляну один. Подожди, я быстро.

— В тебе есть хоть капля здоровой осторожности? — улыбнулся Дорн, встал и поправил ножны. — Лофр мне раз сто повторял такое… Сегодня я узнал ответ, ледяная баба умеет выдавить страх. Из меня, да. Тебе мало её голоса и ошмётков человечьего мяса, вымороженных одним взглядом?

— Мало, — упрямо сощурился Ул. — Не могу уйти, веря, что ей принадлежит всё. Не могу, потому что никто в целом мире не ответит, как с ней справиться. Не желаю бояться неведомого: сейчас, завтра, всегда. Я так устроен. Вижу страшное — иду и смотрю внимательнее. Часто первый страх оказывается ошибкой. Но тайна, выросшая из него, так запутывает и запугивает, что совсем лишает сил. Нельзя уходить!

— Дурак крайний, — Дорн припомнил подходящие слова Лофра.

Он крепко вцепился в плечо друга и шагнул первым, хотя в лице не было ни кровинки, а ноги заплетались. Дорн и Ул, не сговариваясь, плотнее сомкнули локти, шаг за шагом — всё плотнее…

Молния вросла в середину перекрёстка, толстая, как дубовый ствол. Крона синих сполохов раскрылась и стала медленно угасать. Ул всхлипнул, но сделал ещё шаг. Гром изнутри взорвал тело болью и истошным страхом. Ул ощущал локоть Дорна и понимал: один бы он не шагнул на перекресток. Где-то тут пролегает предел его сумасбродства. Но вдвоём можно одолеть и такую границу…

Камни жгли пятки сквозь обувь, кололи иглами. Судороги сводили тело, прошивали насквозь. Дорн вскинул руку, заслоняя лицо. Над всеми четырьмя камнями вне перекрёстка встали отсветы, обозначив «дверные проемы» врат.

— Выбирай, — невесть с чего предложил Ул.

Дорн, совсем как недавно бес, втянул запахи грозы трепещущими ноздрями, делаясь немного зверем. Он оскалился, прищурил желтеющие глаза. Пальцы Дорна напряглись тигриной лапой, ладонь метнулась… и уверенно указала в тёмный проем меж двух камней. Ул охнул, когда по щеке наотмашь ударил знакомый ветер. Он был мокрый, тяжёлый — он не погладил, а влепил оплеуху! Ветер добавил и подзатыльник: мол, или убирайся, или шагни туда, куда велит рука друга. Нельзя сомневаться!

Ул, не отдавая себе отчёта, нагнулся, нащупал высокую травинку, вырвал у самой земли и бережно зажал в пальцах. Как бес недавно, он запрокинул голову и подставил лицо дождю. Тёмная вода стекала слезами, смывала страхи и сомнения. В непостижимой высоте зародилась ослепительная вспышка. Молния нацелилась в сердце, но сломалась, распалась над головой, впилась расщепленными концами в два камня. Молния натянула гудящую арку врат. Ул на ощупь вцепился в руку-лапу Дорна, впитал указанные нобом направление и удаление, то и второе казалось важным.

Врата лопнули на две створки, раскрылись во тьму. Шаг вперёд, ещё шаг. Оказавшись точно в контуре молний, Ул полуобернулся, выпустил травинку из пальцев. Стебель повис в воздухе. Указательный палец, послушный невесть откуда пришедшей подсказке, тронул метёлку соцветия, вынудив его качаться — туда-сюда, снова и снова…