Дэн Вилета - Дым

Он делает паузу, прикрывает глаза, снова поднимает веки. Его взгляд полон спокойствия.

— Дым предупредил бы меня, мистер Купер. Если бы я поступал неправильно.

В ответ над Чарли поднимается серый завиток. Ренфрю не обращает на это внимания. Он берет Чарли за руку, беспомощную в кожаной петле, и говорит тихо и проникновенно:

— Я никогда не был сторонником утилитаризма, Чарли, но сейчас впервые понял силу доводов мистера Бентама. Счастье многих перевешивает счастье нескольких. Кто мы такие, чтобы щадить себя, когда речь идет о судьбе миллионов? Однако хватит упрямиться, мистер Купер. Настало время все рассказать. Я всегда считал вас мальчиком с добрым сердцем. Или интересы вашего отца испортили вас?

А Чарли смотрит мимо учителя, на окно. Следит за медленным продвижением солнца по замороженному стеклу — словно в плотном тумане плывет корабль с зажженным фонарем. Его сияние подсвечивает кувшин и два стакана воды, стоящие на подоконнике.

Чем дальше, тем труднее становится отводить глаза от воды. От изножья кровати до кувшина и стаканов всего четыре фута. Чарли так пристально вглядывается в стаканы, что начинает различать множество деталей. В обоих одинаковое количество жидкости. В одном есть крохотная выбоина на краю, которая преломляет свет солнца и делает водную поверхность более рельефной. По законам оптики крест рамы, видимый сквозь воду, искривляется, отчего стаканы кажутся плоскими, а окно за ними — выпуклым. Когда Чарли дергает привязанными руками с определенной силой, вся кровать раскачивается, доски пола передают колебания стене и подоконнику, и вода покрывается рябью. Крошка пыли, повисшая в левом стакане, пускается в пляс, пока не прилипает к внутренней стенке; ее тень вписывается в рисунок волн. Чарли делает глотательное движение распухшим от снотворного языком, обшаривает им рот в поисках слюны, но находит только сажу, присохшую к деснам. Должно быть, он дымит. Бросив взгляд на Ренфрю, Чарли замечает, что тот тоже посматривает на воду с вожделением. Внезапно учитель встает, длинными шагами идет к окну и подносит один из стаканов к глазам.

— Человеческий организм может существовать без воды четыре или пять дней. А в нашем влажном климате, возможно, и дольше. Между тем мы оба страдаем от жажды, хотя еще не стемнело. О, плоть слаба. — С негромким смешком он ставит стакан точно на то же самое место. — Это хороший урок.

Он склоняется над кроватью, чтобы заглянуть Чарли в глаза; его дыхание стало кислым из-за жажды.

— Вы сообщите то, о чем я должен знать, мистер Купер? Ради благополучия страны?

— Нет, — говорит Чарли, и одно это слово причиняет боль иссохшим губам.

— Тогда наше маленькое страдание продолжится.

Ренфрю уходит. На миг Чарли представляет, как учитель сидит на кухне и пинту за пинтой поглощает прохладную воду. Но нет, это неправда, Ренфрю — человек слова. И это делает его особенно страшным.

Вскоре с улицы доносится скрежет лопаты по камню. Учитель чистит снег на дорожке от двери к забору. Чарли без труда рисует себе картину: быстрые, четкие движения; высоко завязанный шарф; длинная, вытянутая тень, убегающая от закатного солнца. Приближается вечер.

В комнате становится сумрачно: под звуки лопаты, соскребающей снег с каменных плиток, в дверном проеме возникает Элинор. Она не проходит в комнату — стоит на пороге и, вытянув шею, заглядывает внутрь. Из-за корсета ее плечи кажутся массивными, как у рыцаря в доспехах. Этот рыцарь заводной, из его груди торчит круглый ключик. Нетрудно представить, что этот ключ где-то за ребрами соединяется со сложным механизмом из винтиков, отвесов и свинцовых подшипников, что все остальное тело девочки — это машина. Зато ее личико, смущенное и розовое, — совершенно детское, настоящее. Чарли улыбается ей. Элинор вздрагивает, будто ужаленная, и прячет нос за невидимую линию, прочерченную кончиками ее туфель.

Спустя минуту или две девочка, однако, вновь просовывает голову в дверной проем. На этот раз улыбка Чарли пугает ее не так сильно.

— Привет, Элинор, — сипит он.

Она отвечает неслышно, слова угадываются только по движению губ:

— Привет, Чарли.

— Твоя дядя сказал, чтобы ты не заходила в эту комнату?

Она кивает с очень серьезным видом и проверяет, не пересекают ли носки ее туфель порога. Нет, не пересекают.

— Что еще он сказал?

— Что я не должна с вами говорить.

Произнося это, она машинально притрагивается к латунному колесику на корсете и слегка поворачивает его. Ее тело сотрясается от легкой судороги.

— Понятно. Прости меня. Но дело в том, что мне нужна помощь. Ты хочешь помочь мне, Элинор?

Девочка не отвечает, она замерла, словно боится, что любое движение выдаст ее желание. Чарли тем временем старается, чтобы жажда не отразилась на его голосе; звуки падают из запекшихся губ, как хрупкие сухие листья.

— Боюсь только, что помогать мне — значит нарушить приказы дяди. Увы, по-другому не получится.

И опять Элинор отвечает не словами, а взглядом ясных, честных глаз. Чарли не торопит ее, просто смотрит на нее таким же взглядом. И все-таки он нервничает и покусывает нижнюю губу — а девочка вдруг начинает повторять его движения, как зеркальное отражение. Ее резцы забавным образом напоминают кроличьи. Чарли зажмуривает один глаз и видит, что Элинор сделала то же самое. Он просовывает между губ распухший язык и вознаграждается появлением розового язычка, свернутого в изящную трубочку. Тогда он смеется, и она смеется вместе с ним. В следующий миг девочка перестает смеяться, отпрыгивает назад, охваченная внезапным ужасом, и убегает — по коридору, затем вниз, по голым ступеням лестницы.

Лишь когда стук ее ног угасает в ковре на полу первого этажа, Чарли понимает: скрежет лопаты под окном прекратился.

Возвращается Ренфрю. У него озабоченный вид, он подходит к окну и всматривается в вечернюю мглу. В комнате уже совсем темно, лишь бледное сияние снега, проникающее сквозь стекло, освещает строгое, задумчивое лицо учителя.

— Я видел всадника. За школьными воротами. — Он оборачивается к Чарли. — Должно быть, кто-то приехал к директору Трауту. Но в школу почему-то не вошел. Или он ищет вас? Мужчина с собакой.

— Джулиус.

Чарли хрипит, почти беззвучно, но Ренфрю читает слово по губам.

— Мистер Спенсер? Да, пожалуй, это мог быть он. — Учитель чешет подбородок. Перчатки он еще не снял: в белокурой бороде шевелятся черные пальцы. — Вам известно, что он сын леди Нэйлор от первого брака? Наверняка она вам сказала. Крайне неудачное родство. Должен признаться, юноша вызывает у меня определенные подозрения. Его спокойствие кажется искусственным . Вы слышали о леденцах ? Они поглощают дым в момент его зарождения. Их следует запретить раз и навсегда. Леденцы употребляют уже не только аристократы. Это все равно что строить Царствие Небесное из картона.