Владимир Калашников - Ослеплённый разочарованием

Ворота в палисаде разъехались в стороны; кучка воинов столпилась перед ними, ожидая приказа того, кто поведёт их в бой.

— Вперёд! — Уруг-Карр затянул боевую песнь на незнакомом людям сей эпохи языке, ринулся в бой.

Девушка! Интересно, была ли у него любимая в той жизни?.. Наверное, была. И что стало с ней, когда его взяли в плен?..

Он отомстит жрецам и за неё, и за себя. И хотя это совсем другие люди, суть их осталась та же: лицемерие, лживые скромность, целомудренность и праведность, настоящие жадность, жестокость. Он отмстит!..

Боже! Как он дрался! Нельзя сказать, чтобы очень хорошо, — пропускал удары и на латах его множились вмятины, — но с такой яростью!

С каким природным бойцом его можно было сравнить? Со львом? Нет, он был высок и длинен. С тигром? В его руках не было той мощи, что таится в лапах короля северных лесов… С быком? Как бык, скорее, бился воевода, Варкраг. Волк? Возможно, та же обречённость в глазах… То же безразличие к исходу поединка с каждым новым противником… Тот же огонь… Огонь во взоре… Куниц? Уже ближе… Быстрое, резкое движение, бросок, — и враг пронзён. Или разрублен. Хотя, когда он рубил, то походил на дикого чащобного кота.

Волк… Куниц…

Воин…

Тысячи медведей, рысей, быков, кунов сцепились в жесточайшей схватке с ордами степных шакалов — простых солдат-адептов, — и стервятников — жрецов. Лесных воинов было меньше. Куда как меньше. Но за их спинами были родные выводки, самки, родной лес. Шакалов гнал на очередной приступ страх перед наказанием и болью, смертью. На валу их тоже ждала смерть. Милосердная. Быстрая.

Степные падальщики отхлынули в обе стороны от крепостицы, по узкой полоске земли между лесом и морем. Стервятники слетелись на корабли, устроили военный совет.

— Подсчитать потери! — приказал военачальник, Уруг-Карр. — Скажите родственникам погибших, что мы позаботимся о них. — Лес не бросал на произвол судьбы осиротевшие выводки, тьма чащи берегла их. Это не степь, жестокая и безразличная.

За время передыха тыловые отряды поддержки поставили новые брёвна, взамен вывернутых, в палисаде. Поднасыпали наружную сторону вала, утоптанную врагами.

— Была бы зима, водицей полили бы, и нате вам цирк на льду! — вздыхал воевода.

Но ледяная пыль выпадет через два-три месяца, и врагов приходилось сдерживать осыпающейся землёй и грязью. Адепты утопали в ней по колени, под обстрелом укладывали лёгкие деревянные мостки и снова шли в атаку.

Люди Уруг-Карра смертельно устали, — атаки не прекращались ни днём ни ночью; жрецы Ках-Норра не испытывали недостатка в силах. Для всех в осаждённой крепостице дни превратились в беспрерывную череду сражений. Воины пытались как-то отвлечься в краткие периоды затишья. Вспомнили и игру в кости, только ставки делались не на деньги, на оружие, захваченное у врага. Другие вырезали из веток фигурки, чаще — издевательского характера, и перебрасывали их через стену, в сторону лагеря аколитов. Один из воинов вспомнил свою мирную профессию и стал заносить на листы пергамента отдельные эпизоды осады. Не стоит уточнять, из чего он делал материал для записей, — никакой кожи, кроме вражеской, в деревне не было…

Из записок бывшего летописца, ныне воина, Эхтамна:

«Пятнадцатый день шестого месяца после Открытия.

Адепты Ордена захватили вал лишь сегодня, на третий день осады, — это удалось им только с закатной стороны, — подняли его гребень на треть своими трупами. Целый день у послушников, — жрецы их не жалели, и младшие адепты десятками падали под нашими стрелами, — ушёл на раскопку проходов в нём, достаточных для того, чтобы протиснуть осадные башни ко второму кольцу укреплений. Когда же это произошло, то обнаружилось, что кто-то из адептов-инженеров дал маху: башни были на десяток локтей выше, чем наши стены, и перебрасывать мостки с их верхних площадок было весьма затруднительно. Других же вариантов, — как-то, переброска мостков со средних этажей осадной машины, — простенькая конструкция не предусматривала. Зато пришла их очередь осыпать нас стрелами. Пришлось сделать пару вылазок и опрокинуть слабо сбалансированные приспособления. С настоящей осадной башней, — из тех громадин, в нижнем ярусе которых запирают огромных тягловых быков или ужасающих неистовых монстров, иначе не сдвинуть, — нам, конечно, было бы не справиться. Но жрецы не думали, что для взятия деревеньки понадобится серьёзное оборудование. Наверно, правы были.

Когда гранитный наконечник тарана пробил стену этим утром, Великий Уруг-Карр с отважным Варкрагом и небольшим отрядом солдат завалили пролом останками мёртвых врагов. Немало и нас полегло там».

Утром семнадцатого дня осады на западном горизонте что-то тускло блеснуло. Наблюдатель на башне поспешно сбежал вниз и чуть ли не силой затащил воеводу по узкой винтовой лестнице на верхнюю площадку. Он не посмел сказать о том, что увидел, сразу, — воевода был суров. Расплата за промах могла быть страшной. А вдруг это всего лишь морок, занесённый полуденным ветром? Варкраг посмотрел вдаль из-под ладони и приказал позвать Уруг-Карра.

Ровные стальные шеренги, ощетинившиеся копьями, с равномерной неотвратимостью заходили в тыл войскам Обители.

— Чьи это войска? — удивлённо спросил Уруг-Карр. Воин слишком недолго прожил в этой эре, чтобы отличать войска современных Империй по расположению боевых порядков или манере ходить строем.

— «Стальные пауки!» Элита вооружённых сил Империи Тиугона! Все думали, что они канули в лету, — жрецы приложили все силы, чтобы у Тиугоны не было боеспособных армий! Но они всё ещё живы! И старый Император Артьяг-Нур решился выступить против Ках-Норра!

— Как раз вовремя! Мы ударим одновременно с двух сторон! Раздавим их!

— Почему ты выбрал меня? Мой разум спал много эпох, и я забыл, как обращаться с Империей!

— Ты помнишь это… Помнишь…

Артьяг-Нур наклонился вперёд, к лицу Уруг-Карра, вцепившись когтистыми пальцами в подлокотники трона: