Рианнон Томас - Долгих лет царствования

Я не знала, как ему помочь — хотела, но не могла.

— А твоя мать? — спросила я.

— Понятия не имею. Её словно и вовсе не было в моей жизни, и мой отец… Просто хотел её забыть.

— А что с нею случилось?

Он только быстро пожал плечами.

— Она ушла — это всё, что кто-либо мог мне сказать. Я, конечно, узнал о ней совсем немного, когда сам искал, но… — он вздохнул. — После всего этого я его любил. Всё ещё мечтал о его одобрении. А теперь он мёртв, как и все остальные, и теперь уже…

Он покачал головой.

— Он спрашивал меня раньше, хотел ли бы я когда-нибудь стать королём. А я не знаю, хотел ли на самом деле править. Но будь я королём, может быть, тогда он наконец-то одобрил бы меня? Да, да, я хотел. Иногда это было моей единственной целью. Но я не боролся за власть, у меня не получалось сражаться… Просто это значило что-то раньше… А теперь и этого не осталось.

— Мне так жаль… — этот импульс казался слишком сильным, чтобы я могла воспротивиться. Я протянула руку, касаясь его ладони. Он смотрел на мои пальцы — как и я, — и я чувствовала жар его тела.

А после Фицрой отступил, потянувшись за следующей кислотой, и моя рука безвольно упала.

— Ну, а что ж ты? Готова к завтрашнему дню?

Я закрыла глаза.

— Я к завтрашнему дню вообще никогда не буду готова, — мне тоже следовало быть честной, но казалось так сложно оставаться правдивой — учитывая то, насколько эгоистичным мне всё это казалось. — Я чувствую себя будто какой-то воровкой… Они будут смотреть меня и ненавидеть за то, что я тут, когда все те, о ком они заботились, давно уже отошли в мир иной.

— Нет, не будут, — покачал головой Фицрой. — Только не завтра. Завтра все их мысли будут сконцентрированы на них самих и их огромном горе, так что они не станут ненавидеть тебя за это.

— Но ведь я буду там! Прямо у них на глаза, королева, что занимает чужое место, когда не может… — я взглянула на него, чувствуя свой испуг. Я не сказала, конечно, что я не настоящая королева — не произнесла этого вслух. Но Фицрой лишь покачал головой.

— Если люди не будут тебя знать, они завтра тебя даже не заметят. Уж поверь. И если даже заметят — сил на ненависть у них не останется, а никто по-настоящему присматриваться не будет.

— Люди всегда присматриваются.

— Да, обычно они это делают — но сегодня совсем не тот день. И завтра тоже.

— Я всегда думала… — я запнулась, пытаясь собраться с мыслями. — Мне казалось, что тебе было бы всё это очень легко и просто. Мне всегда казалось, что ты…

— А мне казалось, что это должно быть легко для тебя. Никто на самом деле не думает о том, что происходит с человеком.

— Я думаю, — возразила я яростнее, чем хотела. — И мой отец… Люди, которые помнят мою мать, то, какой она была прекрасной. Я чувствовала их взгляды на себе всё это время, и мне не хотелось быть частью этого! Мне просто хотелось запереться здесь и остаться наедине с наукой…

— Но ты ведь заставила себя попробовать?

— Нет, это скорее мой отец заставил меня, — выдохнула наконец-то я. — На самом деле я хотела сбежать и учиться, стать учёным… Совершать далеко-далеко открытия. Но теперь всё это невозможно.

— Ты могла бы… — тихо промолвил он.

— Нет, не могла. Ведь теперь я должна быть королевой, и если я не удержу за собой трон…

— Ты могла бы! — настойчиво повторил он. — Если б ты убежала далеко-далеко, за моря, если бы сменила своё имя и никогда больше не упоминала о своей жизни — о прошлой жизни. Они сделали бы королевой Мадлен Вольф, и до той поры, пока бы ты не появилась вновь на арене, они бы просто позабыли о тебе…. Особенно те, что, вероятно, не могли не найти тебя. Ты просто могла бы уехать.

Эта возможность никогда не приходила мне в голову. Да, я действительно могла сбежать на материк, далеко-далеко отсюда. Исполнить все свои мечты в одночасье… Но одна мысль об этом была не такой прекрасной, как мне казалось. Я просто почувствовала новый прилив напряжения и тревоги, ощутив возможность совершить то, на что я прежде даже и не надеялась. Этот план — план Фреи недельной давности, а от неё теперь не осталось и следа, равно как и ото всех мечтаний. Я не могла уйти. Не могла просто взять и оставить тут всё на произвол судьбы.

— Я не уйду, — прошептала я.

В лаборатории вновь воцарилась тишина, а после он так тихо, что я почти не слышала, пробормотал:

— Хорошо…

Пятнадцать

Мы были у реки, когда взошло солнце.

Все дворяне расположились вдоль берегов, нарядились во что-то жёлтое — символ весны и солнца. В рассветных лучах особенно ярко сверкали драгоценные камни.

Остальные выстроились вниз по течению руки. Толпа всё увеличивалась и увеличивалась, и люди почти что стояли в воде. Многие сжимали в руках флаги и плакаты, помеченные звёздами короля Йоргена, вот только некоторые из них были сшиты из обрезков старой ткани. Вдоль берега блуждало несколько недобросовестных торговцев — они всё предлагали продать волос короля перед его последним шествием, — а какие-то глупцы подбрасывали в воздух счастливые монеты.

И мёртвые на воде в сотнях деревянных лодок. Одни — простые, другие — с резными фигурами на боках, именными гравировками и просто изображениями гербов. А у самых богатых лодки больше походили на странных лебедей с изогнутыми шеями, на хвосты русалок или какие-то крылья, а шелка, в которых они лежали, были достойны лучшего, чем могилы.

Король и королева оказались в одной лодке, на драгоценных камнях — драгоценностях, которые должны будут утонуть. Люди бросятся в реку, стоит только закончиться похоронам, ведь даже один камень может прокормить семью на много лет вперёд. Люди будут за них сражаться, будут тонуть в реке, лишь бы отыскать хоть один.

Пустая трата времени. Пустая трата денег. Пустая трата жизней.

Я взглянула на Фицроя. Мы стояли на деревянной платформе на краю берега, в нескольких дюймах от королевской лодки, от тела его отца, но он туда не смотрел — пристально глядел на деревья по ту сторону реки, сжимая челюсть.

Мне хотелось успокоить его, исправить хоть что-то из всего, что только случилось — но не могла и коснуться, потому что между нами стоял священник с моей коронации, продолжая что-то болтать, окружённый сиянием огромных факелов.

— Они получили покой после всего этого, — промолвил он, — и наш король и королева, все те, кого мы любили, теперь начинают своё путешествие к Забытым, чтобы стать одними из них или хотя бы верными их сподвижниками. Их тяжёлый труд и любовь к своему народу приближают их к истинному завершению судьбы этого мира, и они будут ждать нас в блаженстве, пока наконец-то мы не придём к ним.

Наступал алый, кровавый рассвет, и казалось, что золото буквально растекалось по всему небу. Священник повернул ко мне голову, и я шагнула вперёд, сжимая в руке огромный деревянный факел и старалась не рухнуть из-за безгранично тяжёлого платья.