Рианнон Томас - Долгих лет царствования

Факел вспыхнул, и пламя рванулось вперёд, заставляя меня отшатнуться, содрогнуться от потока тепла.

Вдоль берегов реки все — родственники жертв, просто приезжие дворяне и ротозеи, — вскинули свои пылающие факелы. Наоми затерялась где-то там — я пыталась рассмотреть её сквозь потоки пламени. Хотелось верить, что с нею всё было хорошо.

Я приблизилась к телам короля и королевы. Они были облиты каким-то веществом, и приятный запах трав частично спрятал лёгкое зловоние распада, ведь ничто не спасёт тело от гниения. Оба они казались мирными, с закрытыми глазами, расслабленными лицами… Кто-то их, очевидно, укладывал — эта мысль смутно скользила в моём сознании, — ведь надо было спрятать кошмар их смерти. Королева без диких причёсок казалась моложе и добрее, король был величественен, как никогда.

Разумеется, я знала, что они давно умерли, но в груди что-то сжималось от одной мысли, чтобы их сжечь. Они казались настолько реальными, насколько, может быть, мы могли бы их представить — стоит только крикнуть, и проснутся. Вот только если я их сожгу, они уже никогда не смогут открыть глаза…

— Ваше Величество? — тихо прошептал священник. Все меня ждут. Я протянула руку, и пламя, взметнувшись вверх, коснулось королевских ног. Огонь рванулся вперёд — и в одном порыве захлестнул два тела.

Я отступила назад, и Фицрой шагнул вперёд, сжимая в руках меч своего отца. Одним коротким ударом он отделил лодку от платформы. Течение подхватило её, швыряя вниз по течению, увеличивалось всё больше и больше пламя, а густой чёрный дым взмывался вверх. Когда лодка достигла середины реки, люди вдоль берегов зажгли и другие лодки, и те тоже последовали за своим королём.

— Пусть они обретут покой, — провозгласил священник, — и мы встретимся с ними вновь!

— И мы встретимся с ними вновь, — повторила покорно толпа, но торжественность слов, казалось, в одно мгновение превратила их в каменные статуи. Когда мимо проплывала королевская лодка, они махали флагами, бросали священные монеты, а некоторые радостно кричали, стоило монетам упасть на саму лодку, словно на долгие годы удача теперь принадлежала им. Словно это огромное везение — бросить какую-то монетку в могилу короля, погибшего в день собственного рождения.

С лодки посыпались драгоценные камни, падая в глубокие тёмные воды реки, скользя по течению. Сколько времени пройдёт, прежде чем за ними кто-то нырнёт?

Первая из всех остальных лодок наконец-то поравнялась со мною. Я смотрела, как на ней так же ярко полыхало пламя — она была на грани распада, того мига, когда от прошлого не останется ничего.

Рядом со мной, всего в нескольких дюймах, всё ещё стоял Фицрой, глядя на воду, словно ничего не видя. Мне хотелось его утешить, сделать что-то, но я едва знала его — и даже взять за руку казалось немыслимым вторжением. Поэтому я молча смотрела на воду — равно как и он, провожала лодки взглядом.

Монеты падали в воду. Потрескивало, умирая, дерево. И толпа приветствовала их, плакала, прощалась со старым двором навсегда.

…Моя повозка гремела по улицам после похорон. Лошади брели так медленно, что, наверное, пешком я дошла уж точно быстрее. Я сидела одна в открытой повозке, и толпа людей всё сжималась и сжималась вокруг меня кольцом. Мне казалось, что большинство людей избрало бы лодки, чтобы спокойно добраться до дома… И дать мне доехать. Но они то ли решили подождать здесь, то ли покинуть похороны раньше меня самой, но улицы были битком набиты.

Я заставила себя вдохнуть воздух. И Фицрою здесь было очень плохо… Дворяне слишком поглощены горем, чтобы следить за мною — вот только это не касалось многих из этих людей. Толпа растянулась просто до бесконечности, и людей были десятки тысяч — у каждого свой голос, свои мысли… И свои причины меня ненавидеть.

Люди кричали мне разные вещи — но их голоса просто смешивались воедино, обращаясь в один расплывчатый крик — «Ваше Величество!»

А после что-то мокрое ударилось в моё лицо. Я отшатнулась, рукой коснулась своей щеки, чувствуя на кончиках пальцев липкую красную жидкость. Она стекала по руке, капала на синий шелк платья — и ещё один помидор ударился в моё плечо. Я вскинула голову, чувствуя, как колотится сердце.

— Долгих лет царствия! — воскликнула женщина, швыряя гнилую репу в карету. Та ударилась в дверь, разорвалась на мелкие части. Толпа разбилась на группы, и моя стража рванулась вперёд, заламывая руки протестующим.

— Долгих лет царствования! — вопили они, и голоса превращались в сплошной звон. Я трясущейся рукой утёрла щеку. Но за какие грехи я это получила? Конечно, гнилые овощи — это серьёзная деградация после попытки отравления, но ради такого риска каким же сильным должно быть презрение!

Моя карета и дальше катилась по улицам, и я слегка подалась вперёд, пытаясь расслышать крики толпы. Те всё ещё звучали неясно, размыто, но я могла расслышать слова, что бормотали люди — деньги, деньги, деньги…

Я обернулась, чтобы видеть тех, кто проходил мимо. Какая-то женщина, кажется, осознала, что толпа привлекла моё внимание, потому что быстро шагнула вперёд, хватая меня за протянутую руку.

— Ваше Величество! — громко, с каким-то удивительным надрывом воскликнула она. — Ваше Величество, прошу вас, Ваше Величество! Нам нечем платить за похороны, и мой муж был арестован — прошу вас, прошу вас, позвольте ему остаться живым… Мы не можем, у нас просто нет денег, правда! Мы не могли заплатить, но ведь никто не стал бы нас слушать, Ваше Величество…

Её мольбы прекратились, когда стражник схватил её, отшвыривая прочь от меня.

— Стойте! — воскликнула я. — Стойте! Что за плата за похороны? — вот только экипаж покатился дальше, и я почти не слышала криков женщины. — Остановитесь! — я повернулась к кучеру. — Остановитесь, мне надо поговорить с этой женщиной!

— Простите, Ваше Величество, но у меня инструкции… — покачал головой водитель. — Это не безопасно…

— Этот вопрос обязательно надо решить! Мне срочно нужно… — вот только женщину уже давно поглотила толпа, а мой экипаж неумолимо продвигался вниз по улице.

Я вновь посмотрела вперед, вдруг почувствовав себя виноватой. Я понятия не имела, о чём говорила эта женщина, но ведь должна была знать! Ведь я королева, и если от моего имени арестовывают людей, что не могут платить за всё это… Почему, в конце концов, мне никто не сказал?

Осознание случившегося выбило воздух из моей груди. Да, я королева — и я понятия не имела, что происходило за стенами Форта. Да, тут творилось столько, а я думала об убийстве и кланялась дворянам, когда от моего имени советники принимали решения, менявшие жизнь народа. Никто не упомянул о комендантском часе, никто не удосужился сообщить о плате за похороны. Я даже не знала, что спрашивать — но должна была это сделать. Ведь я несу ответственность за это, даже если мне никто ничего не рассказал.