Игра отражений (СИ)

— Ну, скучный чайный прием — это иногда забавно. Все будут вежливыми и милыми.

У Доминико было свое представление о том, какими будут здешние змеи на рауте, но он не стал спорить.

— И каковы планы моего супруга на послеобеденный отдых? Просто подремлем в обнимку?

— Все, что пожелает моя прекрасная донна, — сагранзец лукаво прищурился и подхватил ее на руки, унося в спальню.

Прекрасная донна желала многого, хотя в конечном итоге, все сводилось лишь к одному — любви и ласкам. И она это получила, сполна и еще немного. А когда они угомонились, отдышались, наплескались в ванне, пришло время обсудить завтрашний бал.

— А что ты наденешь на бал? — Кристина лениво валялась на постели, символически прикрывшись простыней. — Нужно что-то такое, что всех бы поразило.

— Например? — Доминико, как и любой мужчина, не особенно думал о нарядах, привыкнув к заботе Анхеля. Сейчас он снова пожалел, что рядом нет любимого слуги и друга. — Скажем, что бы ты хотела на мне видеть?

Кристина задумалась, потом в глазах зажегся лукавый огонек:

— То, что на тебе было во второй день нашей свадьбы.

Доминико фыркнул:

— Ты уверена? Точно? Хм… Хорошо.

— Ну, во-первых, это красиво. Во-вторых, хватит и «во-первых», — Кристина потрогала живот. — Не могу поверить, что во мне будет расти нечто розовое и вопящее впоследствии.

— Почему — будет? — Нико перевернулся и прижался губами к ее животу, потерся щекой, как ластящийся кот. — Оно уже там растет. Наш ребенок.

— Буду капризной, невыносимой, постоянно в меловых следах, в слезах по любому поводу. Еще и с во-от таким животом, который ни под одну юбку не спрячешь. И так три года.

— Не спеши, Кристо. Три года подряд вынашивать и рожать слишком тяжело, матушка настучала мне по шее веером, стоило лишь заикнуться о таком. Сначала будет один малыш, когда решишь, что готова выносить второго, тогда и будем думать, хорошо?

— Хорошо, Нико. Все-таки, нужно будет как-нибудь отправиться в часовню Первого Рыцаря и попросить его смягчить проклятье, если вдруг будет дочь. Во-первых, договор разорван, во-вторых, я все-таки пролила кровь Пьяццони. Хотя, если будет дочь…

— Она станет наследницей семьи Саматти. В Сагранзе это возможно, у нас даже императрицами иногда становились, — Доминико улыбнулся, обнимая ее талию и снова целуя, куда попадет. Ему нравился запах ее кожи — миндально-сливочный, нежный, хотелось странного: мурлыкать и вылизывать ее, будто зверю свою самку. Кто знает, так ли уж неправы были древние легенды о малефис, говорившие, что эти существа недалеко ушли от зверей.

— Да, о коронах, престолах и правлении. Ты ничего не вспомнил, что могло б помочь хотя бы мне избавиться от правления на Островах? На Сагранзу я еще, возможно, соглашусь, но сидеть на троне посреди лужи — это как-то чересчур даже для меня. Может, я даже на Кэр-Ис бы согласилась, с их игристыми винами, сыром и лапками откормленных лягушек.

— Вспомнил. Но чтобы узнать точно, что за проклятье было наложено на бабку той самой Анны, которая впоследствии стала супругой деда нынешнего императора, придется покопаться в здешнем королевском Архиве. Я надеюсь, меня туда пустят. А если нет, то обязаны пустить тебя.

— «Ты получила этот дар, прими же вслед и мое проклятье: твой род угаснет, стоит лишь сойтись потомкам двух ветвей, и две короны поманят их к себе. Но лишь они обретут короны, как род твой вновь возродится, но слишком поздно будет появиться новым цветам на сухой ветви». Я эту легенду наизусть помню, мне ее отец рассказывал. Анна увезла с собой ожерелье с чудеснейшим сапфиром, который ей подарила бабка, но безумная старуха передала ей и проклятье, скинув его с себя.

— Это не тот ли сапфир, который «Око Всевышнего»? — нахмурился Доминико. — Кажется, его впоследствии вставили в Императорскую корону Сагранзы, в лобную часть венца.

— Он, да. Королевский сапфир. А его пара вставлена в корону Островов. Э… А мы потомки, да? То есть, наш брак и завершил проклятье.

— И, мало того, моя прекрасная донна. Пожелав корону, ты его закрепила.

Но, как бы безнадежно это не звучало, Доминико пришла в голову мысль, которая всплывала еще в момент чтения той самой книги с заклятьем, отобранной у ведьмы Пьяццони: любое проклятье можно снять, выполняя все условия досконально. И более того — дословно.

— Если уговорим наших венценосных родичей расстаться с коронами, в буквальном смысле, а после — попытаться зачать наследников, будет у тебя, мое сокровище, вожделенная безделушка и свобода выбирать свое будущее.

— То есть, если Георг отдаст мне корону Островов, то у него появится наследник? — удивилась Кристина.

— Иногда старые проклятья составлены так хитро, на первый взгляд, что обойти их кажется нереальным. Но на самом деле все очень просто, Кристо: «но лишь они обретут короны», заметь, не власть, трон, титул, а именно короны. Все!

— Стоит попробовать, но вряд ли Георг поверит в это… Да и твой дядя, думаю, немало удивится, когда ты попросишь у него императорский венец, обещая взамен наследника.

— Дядя поверит. Помнишь, я говорил тебе, что в Сагранзе люди довольно суеверны? Мы верим в колдовство, в духов и прочие чудеса. Как думаешь, сколько просвещенных аристократов Савентума на самом деле верят в существование, скажем, морских дев? Едва ли один-два. Александр точно верит, он, скорее всего, даже встречался с ними. Правда, сомневаюсь, что признается. А вот в Сагранзе верят все поголовно, потому что это реальность. Так что уговорить дядю труда не составит. Отец закажет для него копию или же и вовсе новую корону, с чистыми от проклятий камнями. А мы можем заказать корону для Георга.

— У нас проклятья считаются глупостью и предрассудками. Но Георг ухватится за любой шанс не отдавать королевство в чужие руки. Как король, он неплох, Острова процветают. Завтра поговорим с ним. А ты напишешь герцогу, чтобы он порадовал твоего дядю, — Кристина засмеялась. — Хорошо, что в проклятии не упоминался трон, представляешь, как бы мы мучились, гадая, куда его пристроить?

— Знаю я, куда стоило бы его пристроить. Сидение только жаль портить, — проворчал Доминико, вызвав у Кристины новый взрыв хохота — она тоже поняла, куда именно сагранзец, совершенно не испытывающий подобающего пиетета перед королевскими регалиями, пожелал бы определить трон.

— Ладно, если тебе так уж хочется шокировать окружающих, — возвращаясь к теме нарядов, сказал он, — я надену костюм тореро. Интересно бы знать, сколько человек на балу его узнают?

— Ну вот и посчитаем заодно.

Доминико как-то предвкушающе усмехнулся.

Вечером он приказал вычистить сапоги, приготовить короткий плащ, алый с изнанки и золотистый с лицевой стороны, крепившийся перевязью через плечо, те самые непристойно облегающие бриджи и на сей раз не алую, а белоснежную сорочку. И расшитый золотом и рубинами короткий жакет особого покроя, с открытыми подмышками, не стесняющий движений несмотря на свою жесткость. Этот костюм назывался «трайе-де люцес», и носить его имел право только тот, кто участвовал в бое быков.