Игра отражений (СИ)

Наконец, гости решили, что пора разъезжаться, в гостях у Даркмайров было хорошо, но дома все-таки привычней. Последними уехали Дамайны и леди Жозефин. Тео, выпросив у Кристины Альбу, вызвался проводить даму верхом до ее поместья.

— Главное, чтобы все были в целости и сохранности, — предупредила Кристина.

— Сестричка, ты мне не доверяешь? — изобразил горестную мину лейтенант.

— Шут! — его тут же треснули веером по макушке, правда, легонько. — Ступай уже.

Элен выдохнула, закрывая дверь:

— Ну что ж, прием можно считать удавшимся.

— И нам нужен дворецкий, — констатировал Доминико. — Донна Хелена, вы не должны нести еще больше обязанностей, чем это предусмотрено на вашем месте. Но выбирать надежного человека, конечно же, снова вам.

— Сделаю все, что в моих силах, лорд Даркмайр.

====== Глава пятнадцатая ======

Теодор, как и полагалось аристократу и вообще вежливому человеку, проводил экипаж леди Эсташ-Канниг до самого парадного подъезда, оттер лакея и сам открыл дверцу и подал даме руку.

— Прошу вас, леди.

Жозефин выпорхнула наружу, отблагодарила его еле заметной улыбкой и вежливым:

— Благодарю, вы сама любезность.

— Могу я надеяться в скором времени снова увидеть вас, леди? — осторожно придержав затянутые в замшу пальцы, спросил Тео.

— Наверное, — Жозефин смешалась. — Я… Я буду завтра на королевском балу.

— Я буду ждать вас там, — пообещал лейтенант, четко, по-военному, откланялся и взлетел в седло. — Доброй ночи, моя леди!

Жозефин изумленно ахнула уже за дверью:

— «Моя»? Он назвал меня «моя леди».

— Милая, ты вернулась? — из кабинета уже спешил навстречу граф Луи. — Все хорошо?

— Да, отец, все замечательно. За мной ухаживал такой красивый мужчина.

Граф нахмурился:

— Это кто же?

— Теодор Дамайн, брат леди Кристины.

Кандидатура лорду Луи сразу же не понравилась — второй сын Дамайнов совсем недавно считался любовником леди Уилсон.

— Он такой замечательный, отец, так ухаживал, говорил мне комплименты.

— Будь осторожна, милая. Молодые люди все такие поначалу, — чувствуя себя старой дуэньей, ворчал граф, помогая дочери снять плащ. — Вскружит тебе голову…

— Ну что ты, он будет ждать меня завтра на балу. Отец, даже если это просто светская любезность, я так хочу почувствовать, каково это… Когда за тобой ухаживают.

— Ты достойна большего, Жози. Тем более что ты королева, пусть эти жалкие смертные и не знают этого. Да, матушка хотела тебя видеть.

— Хорошо, отец, уже иду, — Жозефин поднялась наверх, в комнату матери.

Про себя она горько усмехнулась — «большего». Кто даст хоть что-то Невидимке, альбиносу? Отец женился на яркой красавице в надежде, что его дети не унаследуют его блеклую внешность, впрочем, характерную для нейрисс. Вышло же… вышла совсем не смешная шутка богов или демонов: родилась она, до полусмерти испугав сначала повитуху, потом свою мать, и расстроив до слез отца. Возможно, другие дети были бы красивее, здоровее, но леди Кларисс через два года после рождения Жозефин заболела типичной для аристократок хворью — чахоткой, и вот уже шестнадцать лет медленно умирала.

Она вошла в полутемную комнату, где отчетливо пахло близкой смертью и лекарствами:

— Добрый день, матушка, вы хотели меня видеть?

— Да, малышка, — графиня Кларисс попыталась сесть, но у нее совсем не осталось сил. — Как прошел твой выезд к Даркмайрам?

— Прекрасно, матушка, — Жозефин помогла ей приподняться, поправила подушку. — За мной ухаживал Теодор Дамайн.

— Да? Это хорошо, я помню его. Кажется, теперь он лейтенант гвардии? — графиня раскашлялась, прикрывая рот платком, потом поспешно свернула его, но запах крови и алая кайма на бледных губах все сказали Жозефин яснее слов.

— Да, матушка. Ну что же вы, вам ведь еще нужно поприсутствовать на моей свадьбе.

— Непременно поприсутствую, малышка. Не смогу же я пропустить такое радостное событие, — улыбнулась женщина. — Теперь иди, снежинка моя, иди. Тебе, наверняка, нужно отдохнуть и разложить впечатления от сегодняшнего дня по полочкам… И записать их в дневник, я права? — лукавая улыбка совсем не вязалась с измученным лицом графини, хоть и осветила его, как лучик солнца.

— Да, матушка, — Жозефин поцеловала ее в щеку и ушла к себе, вернее, к единственному своему другу, которому поверяла все тайны и мечты.

Первый ее дневник был подарком матери: переплетенный в светлую кожу, с дорогими листами беленой бумаги и золоченым обрезом, с кэр-исскими тиснеными узорами на переплете. Сейчас у нее был уже четвертый дневник, все такой же красивый, заполненный уже на две трети. Жозефин переоделась в домашнее, села к столу и задумалась, как описать то, что сейчас творится у нее на душе? Словно калейдоскоп кружился сейчас в ее чувствах, от искристой радости до черной тревоги от болезни матери. Наконец, она решилась и вывела:

«Сегодня за мной впервые ухаживали на званом вечере. Это было очень необычно и красиво. Наверное, это просто К. попросила его так сделать, но все равно, она могла бы и о таком ведь не просить».

Вспомнилось, как он смотрел, удивленно-растерянно, словно не веря, что в ее бесцветном теле, под строгими покровами, может скрываться такой голос. Жозефин фыркнула, обмакнула перо в чернила и продолжила:

«Он проводил меня домой и, прощаясь, пообещал ждать меня на завтрашнем балу. А еще назвал „моя леди“. Это что-то должно значить, не так ли?»

Ну не всех же девушек он так называет? Если б это действительно было нечто большее, чем простая вежливость. Но это свое отчаянное желание она записывать не стала, опасаясь неизвестно чего.

«Матушка совсем плоха. Сегодня я видела кровь у нее на губах, и мне страшно. Я так хочу, чтобы она выздоровела. Лекарь, что был третьего дня, только разводит руками и предлагает отправить ее на воды, на север Сагранзы.»

Лекари все как один сошлись во мнении, что леди нужно отправить в теплую страну к морю. Но вынесет ли она дорогу? И кто отправится с ней? При мысли о том, что нужно будет собраться и куда-то ехать, у Жозефин сжималось сердце и тряслись поджилки. Она и с балов старалась уехать побыстрей, вернуться в родную раковину и спрятаться ото всех. Но матушке нужно тепло… Отец не сможет — он слабее, ему покинуть место, где родился, будет еще сложнее. А больше у них нет никого. Ей придется. Жозефин зябко вздрогнула, обнимая себя за плечи.

— Я ведь хочу, чтобы мамочка выздоровела. Я очень этого хочу! — вспоминая затверженные молитвы перед сном, шептала она, стоя у постели на коленях и глядя на выглянувшую краем из-за туч луну. — Пожалуйста, пусть она выздоровеет!

Луна ничего не отвечала, да и никто не спешил подать Жозефин знак, что ее мольбы услышаны. Пришлось ложиться спать, отчаянно надеясь, что завтрашний день будет лучше.