Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

— О каких целях идет речь? — Замер бандит в нерешительности, прекратив наконец свои метания по комнате.

«Все пропало! Все пропало!» — Упорно твердило его сознание, не желая искать выход в отчаянной ситуации. Он попадал во многие передряги, но эта, когда он со своими парнями пошел против двора, и когда на него готовы спустить своры собак, была апогеем. Против государства, с его армией, с его поставленной системой шпионажа и ловли вот таких вот загульных бродяжих банд вроде его, Фирривской. Ему не будет жизни, нигде.

— Они не просто подозревали о неких заговорщиках внутри Нокса, они знали о нас. Не знали только имен и полного состава. Это, как ты понимаешь, всегда оказывается лишь делом времени, а зачастую и старания. Сегодня, — он сделал паузу, глубоко вздохнув, — не мы начали кровопролитную акцию — они выманили нас. Спровоцировали на активные действия. Под «они» я подразумеваю Элли Блатанну с генералом Фордесом.

Фирри даже икнул от неожиданности, полным глупости взглядом уставившись на собеседника, но не видя ни его, ни вообще чего-либо. Дубохват, менее знакомый с этими личностями, лишь ткнул варварски изогнутой иглой чуть сильнее, чем того требовалось, вызвав у Риги недовольное шипение сквозь зубы.

— О-откуда они здесь? Здесь ведь нет армии, лишь один гарнизон…

— Моя вина, — скривился тот, — прошляпил. И теперь вот, расплачиваюсь за свою халатность. Остальные за мою халатность уже расплатились, к сожалению…

Единственный вариант спастись — выдворить войска и поселенцев из захваченной крепости. Тогда будет шанс сбежать, слиться с гражданскими и на время, если не навсегда, забросить свое ремесло. И молиться, чтобы до того момента о нем не прознали. Или пусть бы посчитали безвольной, использованной марионеткой.

— Да мне плевать кто внутри: рига или дерьмига! Открывай немедля, пока я тебе пасть не разорвал, иначе потом будет поздно — тебе ее рвать будет Фирри!

Фирри единым слитным движением переместившись к двери, резко распахнул ее.

— Что здесь происходит?

У самого порога стояли двое: красный, задыхающийся от бега и взъерошенный доносчик Бьюк, отправленный Фирри на разведку, и не менее красный страж, поставленный у входа во избежание подобных инцидентов.

— Фирри! — Влетел в комнату Бьюк, бросив мимолетный взгляд на хмурое, но в то же время заинтересованное лицо Риги. — Там бой, слышишь меня? Там вовсю идет бой!

— Какой еще бой? — Вместо Фирри, к коему и обращался доносчик, откликнулся Рига. — Все уже кончено, парень, незачем так орать.

— Там бьются! Люди бьются! — Выпятил он губу, как всегда делал, когда его словам, зачастую оказывающимся несусветным бредом, мало кто верил. — Ноксцы теснят копейщиков!

— Что ты такое говоришь?.. Нет, лучше сядь. Принесите воды, нет, вина! И поживее. А ты, Бьюк, дружище, давай-ка все рассказывай по порядку.

Доносчик часто-часто закивал, отсутствующим взглядом водя по сторонам в поисках кресла. Старший собственноручно усадил его напротив, всунув в дрожащие от волнения рукикубок с подоспевшим вином.

— Не, — мотнул он головой. — С самого начала будет слишком долго. Там помощь нужна, Фирри, говорю тебе! Пока-то они жмут, но скоро ихняя подмога подоспеет!

— Да в чем дело? — Рявкнул Рига, в очередной раз чрезмерно ужаленный иглой. — Объяснись ты наконец!

Фирри, в ответ на вопросительный взгляд нервных глазок, утвердительно кивнул.

— Я сам видел, как это было. Не с самого начала, но кое-что мне дорассказали доброхоты.

— Знаем мы этих доброхотов…

— Солдаты со стражей согнали кучу народа на площадь Чаек, — запинаясь, заговорил Бьюк. — Несколько сотен человек оказались запертыми там, когда прозвучали наши взрывы. Все вспыхнуло мгновенно, прямо по периметру площади…

— Но мы не закладывали там взрывчатки.

— Оставался единственный путь — по проспекту, который оказался слишком широким для огня. Там ему пожирать было нечего. — Тем временем продолжал доносчик. — На проспекте строем встали копейщики…

— О боги!

— Это была казнь. Публичная и беспощадная. Надо ли говорить о том, что все согнанные туда были гражданскими лицами, сочувствующими сопротивлению?

— Так много? — Тихо удивился Фирри словам Риги. — Я и не знал.

— Как легко согласился на эту теперь уже авантюру ты, столь же легко и остальные.

— Продолжай, Бьюк.

— И как будто этого было мало, они… они…

Полный боли вопль «а-а, вашу мать, да куда ты это бросаешь» донесся с улицы, легко преодолев плотно запертые витражи. Ответный голос мог принадлежать только Горму. Кто-то в дверях мгновенно среагировал, правильно распознав настроение главного, бросившись вниз. Карлика от смерти разделяло не такое уж и большое расстояние.

Поняв, что можно продолжать, и что все вокруг от него только этого и ждут, Бьюк начал:

— Не знаю, что произошло точно, но что положило начало всему, я могу сказать с уверенностью: некто, не выдержав насилия и беззаконности, перерубил одуревшего от безнаказанности копейщика, забравшегося слишком глубоко к массам паникующего народа, пополам. И, как все утверждают, словно сговорившись, это была женщина.

Дубохват кончил. Затянув последнюю стяжку на разорванном бедре, он перекусил нитку, да так и замер, втянутый в повисшую в комнате какую-то магическую тишину. Угрюмо молчал Рига, изогнув одну бровь, жевал губами Фирри, насупившись услышанному, беззвучно переводил взгляд с одного на другого Бьюк. И даже столпившийся у настежь распахнутых дверей народ благоговейно замер.

— Она что сделала? — Первым подал голос заговорщик. — Уточни, что она сделала?

— Перерубила копейщика пополам. — Глупо повторил тот.

— Копейщик был что, голый? А у нее в руках рыцарский двуручный меч? Ты понимаешь, о чем ты мне сейчас говоришь? Женщина — женщина! — перерубила пополам копейщика, облаченного в полное армейское обмундирование! Хотя… сколько по времени она его рубила? И как позволили ей все те массы военных так долго измываться над трупом?

Бьюк озадаченно почесал нос, не зная как реагировать на фразу, что все это он говорил исключительно Риге.

— По времени неведомо. — Пожал он плечами. — А по удару-то ровно раз. Думаю, аккурат в несколько секунд по времени-то.

— Ты веришь, а, Фирри, ну хоть единому-то слову веришь?

Бандит задумчиво пожевал губами, подав своим парням какой-то особый, им одним понятный знак, после которого перед дверью комнаты больше никого не осталось.

— А знаешь, Рига, верю. Я видывал многое, кое что такое, о чем лучше никогда больше не вспоминать. На задворках, в трущобах, которых ты, обязанный своему положению, весьма чурался, среди простого люда, даже на вычурных приемах благородных. Не знаю, что стряслось там, что на самом деле произошло, хотя я обязательно выясню, но о способностях человеческих, зачастую невероятных, зачастую удивительных и ужасающих, знаю не понаслышке. — Он встал. — Я собираюсь, Рига, отправляюсь на помощь. И, как знать, может быть, лично узнаю у той женщины, как оно было на самом деле. Если, конечно, мне совесть позволит это сделать. Такая ярость не возникает с пустого места…