Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

— Этот феномен не был изучен… — Проблеял он, вдруг как-то сжимаясь. Его взгляд неотрывно следил за темнотой далекой арки центрального нефа всеми позабытой базилики. — Слишком опасно, слишком непредсказуемо… практически невозможно предугадать и уж тем более найти добровольца. Можно было предполагать… лишь теоретически.

— Считайте, — как и он, я уставился на далекий вход в храм, — этот «феномен» наконец-то изучен. — Проговорил я, и, нехорошо ухмыляясь, добавил, глядя в темноту ночи за стенами. — Практически.

— Назад! К задней части! В крытый атриум! — Не своим голосом завизжал такой страшный и могучий Кардинал Эвери.

Номад с ужасом в глазах уставился на меня, однако я лишь покачал ему в ответ головой. Не сказал бы, что с особым сожалением. Но он меня понял, кивнул, со знакомой мне обреченностью бросившись следом за пронесшимся мимо ренегатом. Мой старый знакомый усатый офицер, плюнув на распоряжение господ и перестав таиться где-то в тени, кинулся за ними.

— Убить! — Переходя на свинячий визг, воскликнул его высочество император. Обернувшись напоследок, я еще успел заметить его отяжеленный перстнями палец, указующий в мою сторону, как в следующий миг его схватили сзади свои люди, поволоча в укрытие. Вздохнув, я продолжил свой путь к лестнице, сомневаясь, что кто-то в здравом уме был способен броситься выполнять его безумное приказание.

Воля императора — закон! Ха-ха! Ха…

Первые обросшие свалявшейся, воняющей шерстью ходящие на задних лапах волкоподобные создания появились прямо на входе. Я отошел в сторону, пропуская их вовнутрь. На меня взглянули дикие, голодные, налитые кровью пары глаз. Остановились, обошли, обнюхали. Наверняка я должен испытывать страх. Трястись от ужаса и бояться пошевелиться. Но я отчего-то не чувствовал ничего. Я оказался им неинтересен.

В проходе, на секунду задержавшись на мне взглядом, замерла знакомая мохнатая фигура. Я, улыбаясь, ему приветливо кивнул, сомневаясь в его нынешней разумности.

Это представление должно состояться без меня. Я так решил, потому как уже невыносимо устал играть навязанные мне чужими роли. Теперь этот спектакль играется для меня — я лишь обыкновенный зритель. Актеры подобраны, маски надеты, сюжет известен, но не избит. Орган, если таковой имел бы здесь место быть, сейчас бы зазвучал на самой трагической ноте. Зрелище обещает быть просто фантастическим.

— Ты не поможешь собственному другу? — Удивилась Миражанна. Ее высокий голосок колокольчиком непонимания прозвенел прямо рядом со мною.

— Я знал, что ты придешь. Но Эвери, придя сюда ради тебя, тебя так и не дождался. Ты, подобно Номаду, просто не могла пропустить кое-что интересное прямо под боком, верно? Ты очень сильно рискуешь, Мира.

— Ни в малейшей степени.

Я не спеша обернулся, встретился с нею взглядом. Приветственно кивнул. Она в ответ понимающе улыбнулась, осознавая, что я не мог знать о том, что она рядом. Лишь догадывался. И все-таки она здесь была не с самого начала.

— Нет, — покачал я головой. — Не помогу.

Пахло свежестью. От нее, от женщины. Сколько мы с ней знакомы, — всего ничего, — но от нее всегда пахло какой-то утренней свежестью. Словно незримая морось в воздухе на заре, едва заметный пар изо рта и тяжелые капельки росы, скатывающиеся с согнувшихся под их тяжестью листочков.

Она появилась столь же внезапно, будто из полуночного сумрака. Просто шагнула ко мне, устав таиться где-то в недостижимых мне гранях.

— Почему же? — Пропела она, хлопая ресницами. — Это ведь твой друг.

Не знаю сколько ей лет, да и не хочу знать. Даже не представляю, сколько живут подобные не люди. Для всех она выглядит прекрасной молоденькой девчонкой. Да и важно ли это? Она мне совершенно безразлична, что сейчас, что тогда, когда я поддался ее чарам, шагнул вслед ее призыву. К сожалению, она не заменила мне алкоголь — опьянила, закрутила, но чем дольше я был с ней, впитывал ее ласки и гостеприимство, тем сильнее испытывал послевкусие. Горечь, нестерпимую, все увеличивающуюся горечь. Она не стала мне тем дурманом, который я искал.

Я искал отрешение, а нашел ее. Но, как оказалось, меня в ее лице и от чужого решения искали тоже.

— Потому что он сам выбрал это. Номад не мог не догадываться о том, что его там поджидает. — Я поднял на нее взгляд. — Это его выбор, это его воля.

Кто-то возник за нею, прямо в проходе, призраком темноты выскочив из самого черного угла. Блеснула сталь, метя ей в спину — метя прямо в поясницу… и прошла сквозь нее. Я перехватил эту руку, сжал кисть, дернул на себя. Послышался хруст, короткий вскрик — кинжал, звеня, завалился на пол, а его владелец, на продолжении рывка размозживший себе об стену голову, медленно скатился по ступеням.

— Достойный выбор, — кивнул я в пустоту, отворачиваясь от искореженной фигуры.

— В чем же? — Выныривая из ниоткуда, произнесла женщина. Казалось, только что произошедшее ее совершенно не касается — словно обошло стороной.

— В выборе матери, которой не страшны физические угрозы.

— Я всего лишь сосуд.

— Вот как? И разве не в планах Кровавого Комитета посадить тебя на престол?

— Нет, — мотнула она головой. — Я — никто. Просто безымянная мать истинного престолонаследника — истинного императора.

— Неужели это настолько важно?

Я тяжело вздохнул, отказываясь верить в то Предначертание, которым прикрывается Комитет. И тем не менее знал, что мне ответит Миражанна. Просто знал, не чувствовал.

— Важна правильная кровь во главе империи. Истинная кровь владыки — только так.

— Я не согласен становиться императором.

— А тебе никто и не предлагает, — удивленно захлопала она ресницами, но вдруг звонко рассмеялась, склонив голову набок, отчего ее лежащие словно косынкой волосы рассыпались пшеничными колосьями. — Твой сын займет надлежащее ему место.

— Превосходно. На душе стало так легко и не принужденно…

— Я не понимаю твоей бравады.

— Ваша секта разделилась на два лагеря: тех, кто поддерживает императора, и тех, кто отдает предпочтение совершенно новой ветви правления.

— Один ренегат — не лагерь! — Отмахнулась Миражанна. — По сути — никакой разницы. К тому же изначально Эвери был сторонником твоего уничтожения, благо император его предостережение истолковал по своему, решив не просто в необходимый момент лишить жизни имеющую право на престол Железной империи принцессу Ильфионну, а схватить ее, самолично заделав с ней истинного наследника. А когда ее не стало, — женщина с укоризной посмотрела на меня, — все внимание переключилось на тебя.

Знала бы ты, Мира, при каких обстоятельствах погибла моя малышка… Если бы ты знала.

Ее смех, такой звонкий и незамутненный вдруг прозвучал в моей голове. И я вспомнил ее лицо, вспомнил ее глаза и взгляд. Всепонимающий, всепрощающий взгляд любящей дочери. И не испытал ничего кроме тепла, медленно разливающегося где-то внутри, где-то под ребрами. Ее последний взгляд, воспоминание, такое страшное и горькое, от которого я бессмысленно пытался убежать, больше не приносило мне того невыносимого страдания. Кажется, я наконец-таки его принял, перестав гоняться от неизбежного.