Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или форменное безобразие

— Проснулась наконец! — обрадовалась нежить и потребовала: — Вставай, умывайсь-ся, одевайсь-ся, подскрепль-ляйсь-ся… И пойдем!

— Куда? — с радостью отметила, что голос хоть и сипит, но все же есть.

— В лекарское крыло.

— Зачем? — не поняла я.

— Спасать хозь-зяина, — заявила теневая и добавила тихо: — Пока живой! А то от наглых бестий ему спасу нет.

В это мгновение я искренне посчитала, что рыжему плохо. С максимально возможной скоростью собралась и покинула комнату Кудряшки, по стеночке, правда — в смысле, придерживаясь стеночки, ну да ничего. Ради спасения чужой души простые люди и не на такое способны. Столкнувшись с удивленным Равэсс у выхода из общежития, попросила себя проводить вначале в палату к Герберту, а затем и в мою комнату. — Ведь нехорошо теснить Олли, если сама она уже в норме.

— Да, — метаморф улыбнулся, — она в полном порядке. Летает.

— Странно. — Я удивилась не на шутку, потому что, помогая ей вчера, смогла поделиться лишь крохой энергии. С таким запасом оборотница перевоплотиться никак не могла.

— На Бруте летает, — понял мое замешательство принц. — Она съела весь завтрак, вот Кардинал и отрабатывает.

Мы уже шли по галерее, отделяющей общежития от основных зданий академии, когда я услышала смех, довольный, заразительный, и голос, искренне требующий: «Еще! Сильнее!» — а следом укоризненное, но все так же через смех: «Бруг, не трусь. Мне не будет больно…» В ответ неразборчивое бурчание, и опять голос Олли Крэбасс: «Нет, потому что я не упаду!»

После этих восклицаний, да и слов принца лично у меня было два предположения относительно характера ее полетов. Бруг катает ее на себе в образе дракона, или они легко перешли из дружеских отношений в более близкие. Памятуя о том, что Кардинал разбитых сердец застрял в обороте и летать не в силах, я предположила самое банальное, но оказалась не права.

Едва мы завернули за угол, Его Высочество хмыкнул, а я остановилась, с удивлением глядя на парк, где у самого большого дерева обосновалась знакомая парочка.

— Выше! — требовала довольная Олли и взлетала на качелях вверх, а затем так же стремительно возвращалась в руки оборотня и просила: — Еще!

И изрядно уставший Бруг молча слушался, вновь посылая в небо подпрыгивающую от нетерпения и радости Крэбасс.

— Юх-ху! — Радостное восклицание отразилось от стен общежития, наполняя пространство довольным эхом, заглушающим тяжелый вздох красноглазого смертника.

— Еще немного, и Тугго растянется на траве, и вряд ли сам сможет подняться, — произнесла я.

— Думаю, именно этого она и добивается, драконы-оборотни, особенно драконессы, очень мстительные натуры, — хмыкнул Равэсс и повел меня дальше.

— И ты не хочешь вмешаться и спасти члена команды?

— М-м-м, нет. Видишь ли, я тоже придерживаюсь мнения, что чужие дневники читать нельзя. Так что… — он подмигнул, — оставим Кардинала на попечение Олли.

Странное решение. Именно так думала я ровно до тех пор, пока не вошла в коридор, ведущий к палате Дао-дво. Коридор, в котором с каждым шагом встречалось все больше цветочного мусора и девушек с пустыми корзинками, увядшими цветами, билетами на какое-то представление или иное увеселение. Накрашенные, разодетые по предсмертному писку моды и надушенные сверх меры. А ведь менее чем через десять минут они должны надеть мундиры и вернуться на пары. Часть из них уже уходила, другая часть только шла в направлении одной-единственной палаты — тридцать пятой.

— Не поняла. — Я остановилась, увидев очередь у знакомой двери. — Это что такое? — просипела удивленно.

— Приемный час. Девушки пришли навестить героя.

— Кого?

— О! Ты же не знаешь. На учениях с разгромным счетом победили Графитовые. А Гер — их капитан. — Магический гид Его Высочества засветился синим, и он, извинившись, отчалил, с заверением: — Я вернусь за тобой через двадцать минут. И, Сумерька, одна не уходи, потому что…

Почему именно мне одной по академии ходить нельзя, я не расслышала, будучи занятая куда более эмоциональной мыслью. Рыжий — свинья!

Вот, значит, для чего меня кука сторожила! Вот почему его следует в сжатые сроки на ноги поднять! Ради девчонок. И это называется: «спасу нет»?! Да уж, спасу нет… И я сломя голову летела на помощь, думала, метаморфу плохо, а он… Несчастный бедняжка не смеет показать свою слабость перед табуном посетительниц! А вот фиг ему, а не скорое восстановление!

Я по инерции сделала еще несколько шагов к строю посетительниц и развернулась, чтобы уйти. Как вдруг из стены над очередью высунулась голова лопоухой нежити, которая, завидев мое отступление, завопила:

— Стой! Стой, кому говорь-рят! Не бросай мень-ня. — И оказавшись на моем плече, возмутилась слезливо: — Ты дала слово. Дя.

На самом деле я тогда всего лишь кивнула, но забрать обещание у этой тварьки не смогла. Сказала лишь, что я, судя по очереди, не скоро дойду до больного рыжего.

— Глупость! — заверила она, потершись о мой подбородок. А в следующее мгновение обернулась мерзким кошмаром из чьего-то сна и, скользнув к двери в тридцать пятую палату, взвыла: — Все во-о-о-он! Прием окончен.

Кто-то послушно ушел, кто-то сбежал, а пара-тройка пульнули в нее проклятьем. Нежить съела их, не подавившись, и пообещала темных искусниц запомнить. И недалекие, напуганные предстоящей местью девчонки скрылись быстрее всех.

— А ты за мной! — скомандовала теневая и влетела в палату, где заявила громко: — Времь-мя вышло, вам пора… Хозь-зяин не забудет, — и ехидно: — Вы же всего лишь пь-пятидесь-сятай-я за этот час!

Я шла к больному, как палач на эшафот, сдержанная и сосредоточенная. У двери столкнулась с одной из тех красоток, что при мне уже навещали Дао-дво. Эта была та самая восхищенная подружка, что не любила радикальные меры. Темненькая, с рыжинкой в волосах и, как все пышные девушки, миленькая, если не брать в расчет характер.

— Целитель, прошу простить, не заметила, — заявила она, налетев на меня и отдавив ногу, и вышла из палаты с самой очаровательной улыбкой. Вот, зараза, мстит за то, что ее раньше времени выгнали.

— Так и быть, эту самолично провожу! — плотоядно улыбнулась теневая и исчезла.

Я посмотрела вниз и с досады чуть не скрипнула зубами, ибо туфельку мне пышка порвала. Но терпению моему пришел конец, когда довольный жизнью рыжий, гад и сволочь, поедающий явно не первое кулинарное творение и возлежащий под целым букетом из воздушных шариков, вдруг дернулся на кровати, усыпанной лепестками роз, закашлялся и просипел:

— Пришла меня добить?

Вроде бы простая фраза, но какая сила слова. В одно мгновение она уничтожила во мне целителя и возродила ведьму. Пусть я не доучилась в ведической школе, пусть не закончила обязательный для них колледж и не защитила диплома, но сила моей злости с толикой негодования достигла уровня высококвалифицированной черной вдовы.