Воронье Гнездо

— Эти ребята знают только как заниматься очковтирательством и набивать портки хрустящими, — невролог подошел ближе к Севе, — давай уже просто проведем осмотр, мне не терпится увидеть еще пару подсказок, пока они не сдохли.

— О, — отвлекся диагност, — идет, но зря ты, пожалуй, так выражаешься при ребятах, так нелалеко и второй фингал получить. А откуда, кстати, первый? Вчера его не было.

— Да, новый день послал мне в качестве приветствия долбанутую ворону, которая решила на полном лету хренануть мне головой в глаз. Чудом не оставила клюв в моей глазнице.

— Странно, чего это они. Их ведь вообще уже не должно быть?

— Как и гребаных романов Зильбер. Но необъяснимые вещи случаются, что уж говорить.

— Может, она тоже ослепла? — донеслось с койки Ильи.

— Зильбер? Это многое объяснило бы…

— Ворона.

— Ну, может и так, — нервно ответил Кашемир, — ты что, пытаешься оправдать ворону?

— Нет, я просто думаю, вдруг она тоже болеет? Тем же, чем и я… Мы. Да, вороны обычно человеческим не болеют, только переносят что–то типа орнитоза, но мы ведь наверняка не знаем.

— А ведь вполне возможно, — задумался Сева, — и если так, то ты можешь вскрыть череп вороне, а не одному из ребят.

— Могу, но… Ворону–то как я теперь найду? Да, может пара из них и заражены, но вирус–то передается плохо. Только капельно, как мы выяснили, так что больных должно быть немного?

— Либо вороны вообще и есть источник болезни, а у этой из–за холода просто иммунитет хренанулся и болезнь проснулась. Сейчас похолодало, слепых и спящих должно стать больше…

— До чего же дерьмовая теория.

— А у нас есть что–то лучше?

— М-да. Ты прав. Придется заниматься отловом этих крылатых крыс, прекрасно. Но осмотр мы все же проведем.

— Да как скажешь, любитель трогать беззащитных мальчиков.

Раздав указания прибывшим медсестрам и хирургу, врачи ушли выполнять работу, которую несколько ранее мэр поручал специальным людям, не выделив инструментов или чего–то на них похожего. "Внутри города зреет настоящая война, птички подождут". А вот их чума ждать не станет.

Но вернемся к тем, кому только ждать и остается: к двум студентам, которые пытаются преодолеть кризис отношений в условиях четырехстенной изоляции, словно жертвы социального эксперимента, о котором потом с прекрасами в виде откушенных частей тела и мутаций сексуальных ориентаций рассказала бы пресса. Может, со временем эти ребята и стали бы неприлично обжиматься, рыча и надкусывая друг друга, но сейчас они были не в том состоянии.

— Ты звучал не слишком–то грустным для слепца, который доживает последние дни, — Илья был настроен на дружеское общение.

— Да как–то… Может, не так страшен черт? Я не чувствую ничего особенного. Ну, кроме зрения. Это очень неприятно: хочется распахнуть глаза, а они уже открыты во всю. Давит на нервы.

— То же ощущение. Но все же становится проще общаться, не находишь?

— Потому что не приходится смотреть на мерзкие рожи друг друга?

— Хе–хе, точно. Будто с собой говоришь, легко и просто.

— Думаешь, если выживем, то слепота останется? — Слава зачем–то повернулся к другу.

— Я уже ничего не думаю, мысли не лезут, да и на все плевать по большему счету. А вообще, обидно, наверное, что уже не сможешь прочитать очередной плод логореи своей Элейн Зублер.

— Зильбер. Слушай, ты даже не читал, так что не в твоих правах тут бочку катить.

— Ой, простите, мистер ранимая ревнивица. Зато ты мог бы нанять себе какого–нибудь клоуна, чтобы он стоял на колене и зачитывал тебе от начала до конца всю книгу, играл интонациями поправлял одеялко. Мог бы.

— Ну а ты уже готов к худшему?

— Да. Я всегда готов. У меня постоянно с собой листок с завещанием и черный фрак под одеждой. Но только сейчас со мной нет моего пса. Я бы хотел с ним попрощаться.

— Или же ты можешь сказать нашим друзьям откуда у нас зараза, они копнут глубже и спасут нас обоих, как тебе такой вариант, а?

— Ты мое слово знаешь. А тебе ни с кем не нужно попрощаться?

— Аргх, и почему я сам еще не сказал им правду?

— Потому что ты слабовольный, сомневающийся в себе ребенок.

— Ты меня бесишь. И это лишь подтверждает, что ты прав.

— Так что там с прощаниями? — Илья тоже повернулся к Славе.

— Да… Я хотел написать письмо родителем еще до того, как ослеп, но… Видимо, не судьба.

— Попроси написать за тебя, в чем беда?

— Они будут смеяться.

— Серьезно? Нет, серьезно!? Я что–то не узнаю своего маленького радикала, который решил против всего человечества встать и вытягивать ушастых из говен, чтобы, наверняка ты об этом думал, усадить на трон.

— Извини, конечно, но это мои личные дела.

— Ладно. Но извиняться тебе следует скорее перед своими стариками.

— А, едва ли им есть дело до забитого сынка, у которого постоянно отказывает весь организм. У них сейчас что–то вроде второго медового месяца. Я бы сказал, медового периода. Типа обострение, из–за него, отчасти, меня и выгнали на вольные хлеба.

— Да. Я и сам не привыкну никак, что родители тоже люди. А вот говоря об отказах организма: заметил, провалов стало меньше? Я уж и не помню когда отключался в последний раз. Или же у меня проблемы с памятью из–за кислородных голоданий при отключках.

— О, соскучился по летаргиям? Тогда пройдись по коридорам, приход долго ждать не заставит.

— Эех. Я стал слишком аморфной размазней для этого.

После недолгого всеобщего молчания Илья спросил:

— Как думаешь, слепые от рождения видят сны?

Но ответа он так и не получил.

Дверь в палату скромно скрипнула, будто спрашивая, можно ли гостю войти. Небольшая пауза, и дверь распахнулась еще больше. Вошедший аккуратно закрыл ее за собой.

— Все помираете?

— Кто там? — крикнул Слава.

— Никто.

— Гамфри? Похоже на его голос…

— Не важно. Я просто еще один зритель, которого завораживает смерть и ее ожидание.

— Мор–р–розный тип… — прошептал Илья.

— И сколько тебе пророчат?

— А, не знаю. Никто не знает. Может, болезнь будет просто продолжаться парадом всевозможных симптомов всю мою жизнь, и от меня, как от автомобиля на ухабах, будут отваливаться куски…

— Мечтать не вредно. На самом деле, меня интересует другое. Где вы, ребята, подхватили это?

— Я не знаю, этот парень вроде тоже… — замешкался Слава.

— Да прекратите эту позорную буффонаду, и ребенку понятно, что вы, парни, до всего этого задорно сосались друг с другом или кололись одной иглой. Это реально очень важно. Откуда она?

— Эй, тебе не кажется что ты слишком дохера настойчивый? — крикнул Илья, при этом болезненно вздохнув.

— Нет, чел, все нормально, — сказал Слава, — он свой парень.