Джон Толкин - Властелин Колец: Братство Кольца

Песня кончилась. Фродо открыл глаза и увидел, что Бильбо сидит на своем стуле, окруженный слушателями, которые улыбались и аплодировали.

— А теперь послушаем еще раз, — сказал эльф.

Бильбо встал и поклонился.

— Я польщен, Линдир, — сказал он. — Но повторять всю песню — это утомительно.

— Но не для тебя, — возразили эльфы со смехом. — Мы знаем, что ты никогда не устаешь повторять собственные стихи. И мы не сможем ответить на твой вопрос, прослушав все лишь один раз.

— Что? — воскликнул Бильбо. — Вы не можете сказать, какая часть моя, а какая Дунадана?

— Для нас не очень просто определить разницу между двумя смертными, — возразил эльф.

— Ерунда, Линдир, — фыркнул Бильбо. — Если вы не видите разницы между человеком и хоббитом, значит, у вас меньше здравого смысла, чем я считал. Это все равно что бобы спутать с яблоком.

— Может быть. Все овцы друг другу кажутся разными, — засмеялся Линдир. — И пастух их различает… Но мы не интересуемся смертными. У нас хватает своих дел.

— Не буду спорить с вами, — сказал Бильбо. — Я устал после такого количества музыки и пения. Пойду посплю, а вы сами разгадывайте загадку, если хотите.

Он встал и подошел к Фродо.

— Ну, все, — сказал он, понизив голос. — Получилось лучше, чем я ожидал. Не часто меня просят повторить. А что ты об этом думаешь?

— Даже не стану пытаться отгадать, — улыбаясь, сказал Фродо.

— И не нужно. В сущности, песня вся моя. Арагорн настоял лишь, чтобы там был сильмарил. Он счел это очень важным. Не знаю почему. Он лишь прослушал все и сказал, что я слишком размахнулся, и если я хочу читать стихи об Эарендиле в доме Элронда, то это мое дело. Думаю, он прав.

— Не знаю, — сказал Фродо. — Чем-то ваша песня мне нравится, хотя и не могу объяснить чем. Я дремал, когда вы начали читать, и мне показалось, что все это продолжается в моем сне. Я даже не понял, что это ваши стихи, пока вы не закончили читать.

— Тут трудно не уснуть, пока не привыкнешь, — заметил Бильбо. — У хоббита никогда не будет такого аппетита к музыке, поэзии и сказкам, как у эльфов. Они любят их, как еду, и даже больше. Согласны слушать сколько угодно. Не ускользнуть ли нам, чтобы побеседовать спокойно?

— А можно?

— Конечно. Это же веселье, а не дело. Можешь делать что угодно, если не шумишь.

Они встали, тихонько отошли в тень и направились к двери. Сэм продолжал спать, и на лице его была счастливая улыбка. Хотя Фродо был очень рад уединиться с Бильбо и поболтать обо всем, но внезапно ему стало жаль покидать Зал огня. Они уже переступили порог, как сзади ясный сильный голос запел:

Фродо оглянулся. Элронд сидел в своем кресле, и отблески огня играли на его лице, как летнее солнце в листве деревьев. Рядом с ним сидела леди Арвен. К своему удивлению, Фродо увидел, что возле нее стоит Скороход. Он откинул свой темный плащ; под ним, кажется, была эльфийская кольчуга, а на груди сияла звезда. Они тихо о чем-то беседовали, и Фродо вдруг показалось, что Арвен взглянула на него, и свет ее глаз пронзил его сердце.

Он стоял очарованный, а нежные звуки эльфийской песни падали сверкающими драгоценными камнями, где воедино были слиты слова и мелодия.

— Это песня об Элберет, — сказал Бильбо. — И они будут петь ее и другие песни благословенного королевства всю ночь напролет. Пойдем!

Он провел Фродо в свою маленькую комнату. Ее окна выходили в сад, откуда видна была лощина Бруинена. Некоторое время они сидели, глядя на яркие звезды над крутым холмом, поросшим лесом, и тихонько разговаривали.

Больше они не вспоминали ни о маленьких новостях Удела, ни о темных тенях, ни об опасностях, окружавших их. Они говорили о прекрасных вещах, которые довелось им видеть в мире, — об эльфах, о звездах, о деревьях и о том, как мягко приближается конец года в тихих лесах.

Наконец послышался стук в дверь.

— Прошу прощения, — сказал Сэм, просовывая в дверь голову, — но я просто хотел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.

— А я прошу твоего прощения, Сэм Гэмджи, — ответил Бильбо. — Ты, наверное, решил, что твоему хозяину пора отправляться в постель?

— Ну, сударь, завтра рано утром Совет, а он сегодня только поднялся с постели.