Сергей Шуба - Поиски мира

Самым главным ему показалось то, что Дахата не убила его. Раньше он взъярился бы от этой мысли, полагая, что она считает его слепым щенком, не видящим где зарыта кость, но в этом случае стоило надеяться на то, что она была благодарна за помощь, оказанную в схватке у таверны, просто дальше у неё были свои планы на герцога.

«Почему он не признал меня? – чуть ли не вслух сказал сирота. – При дворе Старика было не так уж много смуглых пажей, но я вырос за два года… Отер никогда бы не пошел на сделку с империей! – тут же пришла ему в голову новая мысль. – Если Кискейлт говорит правду и Анриак напал на герцогство, а Отер идёт у них на поводке – тут что-то не так. Что они сделали с ним в Мриэрмеле? Это проделки братьев? „Разве не этого мы и хотели?“ – неожиданно вспомнил он фразу Паэна. Не этого мы и хотели…»

Это не Отер, ясно понял Тахиос. Там, где замешаны братья, правды быть не может. Это не Отер, но как это доказать? – его наверняка хорошо натаскали – Марка в курсе, что происходило при дворе Наорков, за полтора года двойник, если это конечно двойник, а не настоящий герцог, лишенный разума, мог выучить все имена, памятные дни и все остальные сведения. Вот только он не помнит слуг, усмехнулся Тахиос. Да и зачем это господам? Ты обманулась, Дахата. Ты села в лужу.

Он едва не рассмеялся, но вовремя прикрыл рот рукой. На душе стало легко и немного тревожно. Тревожно от того, что нужно было что-то совершить. Совершить что-то такое, чтобы наверняка остаться в живых и поучаствовать в этой истории.

Дальше мысли Тахиоса перекинулись на шпионку. Хороша, стерва! – восхищенно подумал он, ворочаясь от охватившего его волнения. Вот только думаю, что смогу тебя распознать. Понять, где ты прошла, чтобы уволочь подмёныша к своим. Надо только вспомнить… я чувствую, что твоя загадка и не загадка вовсе, потому что я уже не слепой щенок, нет. Я уже битый пёс…

Тяжелые, набухшие дождевой водой тучи низко висели над степью, ещё покрытой ломкой, сухой прошлогодней травой. В оврагах лежал нерастаявший ноздреватый снег, но суслики уже покинули свои норы и резвились на пригорках, при резком, холодном ветре. До ставки Эльчи-нойона оставалось чуть менее пяти дней пути.

Алвириан и стрелки были наготове, важно было первыми увидеть разъезд

и постараться избежать кровопролития, чтобы Сарим успел заговорить. Им повезло – дозор, хоть и застал их врасплох (туэркинтинцы скрывались в неглубокой балке, заставив лечь лошадей) но стычки не было. Воины в толстых стёганых халатах с пришитыми на них железными пластинками и округлыми шлемами с вертикальной стрелкой поносья, выскочив из засады, молча направили на анриакцев копья.

Алвириан, быстрее мысли соскользнувшая с седла, раскинув руки, предостерегающе крикнула своим, и посмотрела на кочевников, определяя главного. Тот, небрежно покачивался в седле, сочтя их легкой добычей, и с презрительной усмешкой следил за движениями девы.

– Говори, Сарим!

– Моя госпожа хочет, чтобы вы проводили её в ставку великого и могучего Эльчи-нойона, – сказал лучник на туэркинтинском.

– Собака, ты знаешь наш язык! – удивился главный и чуть качнул концом копья, направленного в грудь Сарима. – За тебя дадут вдвое больше бессловесного. Отвечай, кто ещё из них говорит по-нашему?

Сарим, даже не изменившись в лице, чуть громче повторил своё требование.

Степняки начали переглядываться за спиной вожака и тот это почувствовал.

– Да кто вы такие? – гаркнул он, замахиваясь копьём. – Зачем пришли на землю Беспощадного?

– Скажи ему, я хочу взять Эльчи-нойона в мужья, – бросила шпионка Сариму и прищурилась.

Услышав такое, туэркинтинцы дружно рассмеялись.

– Всякое видел я, но такого ещё никогда не было! – вытирая вступившие на глазах слёзы проговорил десятник. – Ты точно потешишь Непобедимого, девка, перед смертью. Надо же – осмелиться сказать такое…

И воины вновь захохотали, позабыв про копья, склоняясь к луке седла.

– Ладно, – отсмеявшись, бросил главарь, разворачивая коня. – Едем. А ты, – он обернулся к Алвириан, вновь садившейся в седло, – у тебя есть четыре дня, чтоб передумать. Лучше бы я продал тебя на рынке, слышишь? Переведи ей.

Ставка Эльчи-нойона не была городом в прямом смысле этого слова, и даже крепких каменных стен не имела, но был достаточно глубокий и широкий ров, наполненный полурастаявшим грязным снегом, вал, высотой в три человеческих роста и невысокий деревянный частокол, за которым то и дело мелькали шлемы воинов и острия копий.

По узкой насыпи (с трудом разъедутся две телеги) они добрались до ворот и миновали охрану, послушно отступившую от небрежного жеста десятника.

Внутри было тесно от беспорядочно расставленных палаток, шатров и телег. Всё это людское скопище копошилось, торговалось, кричало, мерялось силой на наскоро сколоченных помостах и готовило еду. Алвириан с высоты своего жеребца окинула взглядом эту картину, и у неё отчего-то сжалось сердце – на миг ей показалось, что эта живая масса распространилась до самого горизонта и дальше, и вскоре перекинется через край земли. Будто прочитав её мысли, глава разъезда обратился к Сариму.

– Все роды севера собрались под крыло Старейшего, тут кормится более пятидесяти тысяч воинов с семьями и все они ждут, куда укажет плеть повелителя.

Лучник посмотрел на кочевника, давая понять, что он услышал его.

– Грядёт большой поход, говорю тебе, смертник. Хотя тебя, как знающего наш язык, может быть оставят в живых и возьмут переводчиком.

Десятник уверенно лавировал в проходах, направляя пленных вперед.

Вскоре стало понятно, куда они едут: вдалеке возвышалось двухэтажное строение, и на крыше его реял черный флаг с зеленой окантовкой.

– Длинный дом… – благочестиво прошептал воин и чуть склонил голову в знак уважения. – Запрещено ставить шатры с куполом выше, и все знатные спят, едят и развлекаются там, под присмотром телохранителей Непобедимого.

– Он сейчас там? – спросил Сарим.

– Ты видишь знамя, – ответил туэркинтинец и огрел древком копья надоедливую собачонку, вертевшуюся под копытами его жеребца. – Для вас всё разрешится сегодня.

Сарим посмотрел на деву, но та словно завороженная ехала за степняками, лишь правая рука её безотчётно похлопывала коня по шее.

Думала ли она о том, что это мог быть её последний день? Или размышляла, как увезти Зеркало из этого стойбища, если оно, конечно, хранится здесь. Или впервые в её голову закралась мысль, что Отер мог и соврать? Лучник ничего не прочёл на её лице и покорился судьбе.

Справа, перед входом в Длинный дом, на очищенном от людей пространстве возвышался помост, на который можно было выйти из дверей второго этажа, а возле помоста (на который с земли входа не было) стояли несколько золотых и серебряных идолов, и полыхал разведённый в каменном кольце огонь. Дым от него шел белый, с запахом каких-то трав. Широкоплечие воины в бело-серых одеждах, на огромных белых конях, с обнаженными мечами, лежащими поперёк седла, и круглыми щитами с изображением хищной птицы, смотрели, как подъезжают Алвириан и остальные.