Александр Золотая Грива.

Идти вдоль берега оказалось очень трудно. Камни, казавшиеся на первый взгляд надёжными, внезапно уходили из-под ног, он падал в грязь, выползал на твёрдое, снова покрывался грязевой коркой. Она крошилась, осыпалась, тело зудело и чесалось и так повторялось раз за разом, а море грязи всё никак не кончалось. Раздражение, перешедшее в озлобленность, сменилось яростью и именно ярость придавала силы двигаться дальше и дальше. Алекша смотрел только под ноги, упорно стремясь вперёд вдоль кромки воды и совершенно забыл, что надо бы и вдаль иногда посматривать.

Когда перёд ним внезапно появилось нечто тёмное и огромное, он решил было, что какое-то морское чудище выползло на берёг, издохло и теперь лежит тут, у него на дороге. На всякий случай отошёл назад, присмотрелся и понял, что это вовсе не чудище, а огромная лодка, вроде из струга, только ещё больше. Он внимательно осмотрел судно, понял, что перёд ним скандинавский драккар, видал такие в Киеве. Заметил толстый обломок мачты, остатки длинных вёсел, что нелепо торчат с бортов, придавая грозному драккару вид дохлого жука с переломанными лапками.

Под ногами плеснуло. Опустил глаза, увидел убегающую волну, чистую и прозрачную. Сразу ощутил грязь, пот, невыносимый зуд и раздражение. Повернулся, побрёл в море. Зашёл почти по пояс и долго вымывался от въедливой мерзкой грязи.

Судно выбросило на берёг так, что до кормы достают только самые проворные волны, остальные плещутся в двух-трёх шагах. С левой стороны в борту громадная пробоина, словно баран размером с двух быков ударил рогами. Края дыры недобро щерятся острыми обломками.

Осторожно, что б не пораниться, забирается через пролом на драккар. Палуба пуста, нигде даже обрывка верёвки нет. В трюме, на треть заполненном водой, плавают обломки, разбитые вдребезги ящики, бочки. Алекша медленно обошёл трюм. Тихо, только вода под ногами с плеском расступается, капли срываются с низкого потолка. Драккар едва слышно поскрипывает. В щели на палубе пробились солнечные лучи, неподвижно стоят на тонких светящихся ножках. В мутной воде на поверхность солнечных пятен всплывают щепки, клочья ткани.

Больше всего воды скопилось на корме, там она достаёт почти до пояса. Алекше не хотелось лезть в подозрительную муть глубоко, он повернулся, сделал шаг. Нога попадает на что-то мягкое, осклизлое. "Медуза, что ли..." - мелькнуло в голове, такие создания он уже видел. Теряя равновесие, машет руками, нога едет вниз...

Поднялся, отплёвываясь и держась за стены, осторожно пошарил в воде ногой. Нога упёрлась в мешок с чём-то выпуклым, твёрдым. Наклонился, ухватил за край. Из воды показался полотняный бок, тяжёлый. Рука сразу ощутила железо под грубой тканью. Цепляясь за стену, поминутно соскальзывая, поволок мешок наверх.

Кожаный шнурок распух от воды, сплёлся в мёртвый узел и никак не желал развязываться, даже зубами. Алекша нашёл камень с острыми краями, перепилил горловину мешка, взялся за края. Под напором сильных рук ткань затрещала, медленно разошлась. Взялся за концы мешка, поднял ...

На песок падает великолепный стальной панцирь с золотой насечкой, шлем и, самоё главное, меч! Длинной почти в три локтя, в простых ножнах свиной кожи, но по украшенной золотом и драгоценными камнями рукояти было видно, что меч не простой. Последним из мешка выпал странный клок меха, в котором Алекша с трудом узнал скомканные мокрые перья заморской птицы. Такими ромеи любили украшать шлемы.

Мешок выпал у него из рук. Ошеломлённо смотрел на необыкновенный подарок судьбы, потом медленно присел на корточки, взял шлем. Узорчатое забрало поднято вверх, под забралом на налобнике выковано изображение двуглавого орла, разбросавшего широкие крылья по всей ширине налобника. Шлем сделан так, что полностью закрывает голову и лицо, оставляя открытым только узкую полоску для глаз. Если забрало опущено, то лицо укрыто железом полностью. Изнутри шлем оббит мягкой тканью красного цвета, позолоченные - а может и золотые! - шляпки маленьких гвоздиков идут ровно по краям. Они утопают в ткани подкладки и нисколько не торчат наружу. В навершии маленькое отверстие, туда, наверно, вставляют красивые перья заморской птицы.

Алекша рассматривал необыкновенный шлем не отрывая глаз, как зачарованный, медленно переворачивая в руках. Сам кузнец, такой искусной работы он не видывал никогда, хотя в Киеве чего только нет. Он даже не мог представить, как такой шлем можно выковать. Захотелось примерить необыкновенный доспех, но тут Алекша увидел своё отражение на отполированной поверхности. Изображение было кривым, неправильным из-за выпуклости, но он всё же узнал себя. Мерить шлем сразу перехотелось - с блестящей поверхности на него смотрит грязная перекошенная рожа с вытаращенными, как у жабы, глазами. Мокрые спутанные волосы торчат во всё стороны рваными лохмами, будто на голове у него не длинные светлые волосы, а куча коричневых водорослей. " Точно водяной! - усмехнулся Алекша, - ладно, потом примерю, когда отмоюсь".

Он со вздохом отложил необыкновенный шлем, сёл на корточки, рассматривая панцирь. Такие уже видел в Киеве, привозили купцы из Царьграда. Покупали их неохотно, стоят уж очень дорого, а главное - сковывают движения. Панцирь плотно облегает тело, прекрасно защищает от любых ударов, даже брошенное сильной рукой копьё не пробьёт, но за это надо платить - боец лишается подвижности, а дополнительные защитные пластины на плечах мешают как следует ударить мечом или секирой. Русь столетиями вела изнурительные войны с кочевниками. В сражениях с таким противником побеждал тот, кто быстр, ловок и силён, поэтому на Руси воины предпочитали кольчугу, а панцирь надевали, когда надо было викингов уму-разуму научить или другого западного соседа - германца.

" А ещё, - с горечью подумал Алекша, - когда друг друга молотим. Поссорятся князья и нет, чтоб самим бодаться в двобое, они рати соберут и начинается резня, русские русских убивают. А за что? Да за то, что один князь на другого не так посмотрел, вот и всё! Ну и грызитесь меж собой, как две собаки, чего других-то в свои свары тянуть?" Невольно вспомнил великокняжеских отпрысков - Вышеслава, Глеба, Мстислава и Всеслава. Помрёт великий князь, раздерут его детки Русь на куски и снова кровавая свара начнётся!

Пальцы коснулись холодной гладкой поверхности панциря, пробежали по выпуклостям, точно повторяющим рельеф мужской груди. Подушечки пальцев чуть слышно царапнуло. Это отвлекло от невесёлых мыслей. Алекша всмотрелся, заметил тоненькие борозды в металле, вмятины. Видно, панцирь успел побывать в битве. Следов от ударов было мало - или хозяин доспеха хорошо дрался, или противник попадался слабый.