Александр Золотая Грива.

Александр спрыгнул с коня. Осторожно, что б не наступить в верблюжье дерьмо, подошёл к убитым, достал ножи. Аккуратно вытер о край вражеской одежды, спрятал за пазуху. Солдаты торопливо обыскали убитых, поймали лошадей. Отряд двинулся к колодцу, торопясь из последних сил.

Незаметно пролетели самые жаркие полуденные часы. Когда тени налились чернотой и выросли, отдохнувшие люди стали собираться в путь.

- Александр, - спросил десятник, - ты умеешь управлять верблюдом?

- Ну-у, ...так, - пожал плечами он, - вроде как на лошади, верно?

- Почти, - согласился ромей, - только лошадь не надо подымать с земли, а верблюда нужно, на него иначе не сядешь. Смотри!

Десятник заставил верблюда сначала лечь на песок, затем взобрался на спину, уселся между горбов. Постукивая палкой и помогая себе каблуками, поднял животное. Верблюд недовольно повернул голову к всаднику. Александр невольно отступил на шаг. Он решил, что сварливая тварь начнёт плеваться и поэтому лучше стать в стороне.

Верблюд пожевал губами, высокомерно отвернулся.

- Понял? - раздался голос десятника с высоты верблюжьей спины.

Вместо ответа Александр взял повод второго верблюда, в точности повторил всё действия десятника и через полминуты оказался сидящим промеж горбов животного.

- Зачем ты мне всё это показываешь? - спросил он ромея.

- Теперь это твой конь, - просто ответил десятник, - мы не можем идти дальше, потому что лошади падут в пустыне от жары, бескормицы и без воды. Мы возвращаемся, а ты на трёх верблюдах пойдёшь дальше, с ними не пропадёшь.

- А как же? ... их ведь тоже кормить надо! - растерялся Александр, - куда мне троих-то?

- Верблюды такая скотина, что сами найдут еды и воды, а не найдут - тоже не страшно. Местные кочевники рассказывали, что они - верблюды - месяцами могут без еды и питья обходиться. У них запасы в горбах. Правда, правда! - заверил его десятник, - потому их кораблями пустыни зовут. За одного такого верблюда тебе большие деньги дадут, а за троих целую кучу золота!

- Угу, - скривился Александр, - или башку отрежут.

- Отобьёшься! - возразил десятник. Минуту поколебавшись, добавил:

- И вот ещё что, переоденься в одежду этих, - кивнул головой в сторону, где остались трупы убитых в схватке.

Проклиная всё на свете, особенно яркий солнечный день, Александр поплёлся по раскалённому добела песку к мертвецам. По иронии был вынужден забрать одежду у того, которого сам же и убил ножом в глаз - его белый балахон единственный не забрызгался кровью. Натянул тряпки поверх кольчуги, обмотал голову на манер местных кочевников и побрёл под навес. Солдаты уже нагрузили одного верблюда поклажей, остальных привязали верёвкой к седлу.

Когда русич уселся между горбов, на коне подъехал десятник, протянул свёрнутую в рулон карту:

- Возьми, тебе понадобится. Прощай!

Кони ромеев с места взяли рысью, маленький отряд скрылся вдали. Александр двинул пятками в бока верблюда, лёгонько стукнул палкой. Караван отправился в противоположную сторону, в самую глубину пустыни. Верблюд неторопливо побрёл, мягкие горбы упёрлись спереди и сзади, не давая свалиться на ходу. Незаметно жара стала спадать, воздух похолодел, резче обозначились тени. Жара отступила, уставший за день Александр незаметно задремал.

... в лицо ткнулось что-то мягкое, волосатое, как медвежья лапа. Нос забило шерстью, дыхание остановилось. Он дёрнулся, широко разевая рот, что бы побольше захватить воздуха, выпрямился и ... почувствовал, что теряет опору, сейчас свалится в пропасть. В панике открыл глаза, замахал руками, ноги инстинктивно упёрлись во что-то тёплое, не давая упасть.

Быстро огляделся. Вокруг темнота, он по-прежнему сидит на верблюде, только безголовом. Медленно разжал пальцы, которыми намертво вцепился в верблюжий горб. Вытянул шею, заглядывая вперёд и вниз. Сразу от горба начинается шея, уходит круто вниз и исчезает в темноте. Оттуда слышится громкое хлюпанье и храп, словно некто огромный и толстогубый пьёт горячий чай с блюдечка. Внизу блеснуло, Александр понял, что это лужа, а его верблюд пьёт воду. Остальные два недовольно фыркают за спиной.

Спрыгнул, дал напиться другим верблюдам, потом привязал животных к деревцам, что торчат из песка неподалёку. Вокруг лужи в изобилии растут колючие кусты и трава. Напившиеся до отвала верблюды принялись с жутким хрустом пожирать колючие ветки. Шипы на кустах выросли такие, что смотреть на них страшно, а горбатым губошлёпам всё равно, жрут, как с голодного края, чуть не давятся от жадности.

Александр посмотрел, покачал головой. Подумал, что таким коням, которые едят раз в полгода, да ещё такие дрова, в бедном хозяйстве кочевника действительно цены нет. Лёг на ещё тёплую землю, на всякий случай вытащил меч, положил рядом. Под мерный хруст поедаемых колючек заснул.

Наступившее утро было самым обычным, но оно стало началом кошмара. Русич, выросший в холодной северной земле, и предположить не мог, до чего невыносимым может быть тёплое летнее солнце. В Африканской пустыне оно превращается в глаз дьявола, который жжёт адским пламенем всё живое и неживое.

Александр медленно плывёт над раскалённым морем песка на высоте полутора саженей, мерно раскачиваясь в такт важно шагающему верблюду. Нажравшаяся колючек скотина равнодушно бредёт по пустыне, нисколько не беспокоясь о завтрашнем дне. Ей совершенно всё равно, куда идти, а вот Александр весь извертелся в неудобном седле. Карта, которую ему оставил десятник, была старой, неточной. Обозначенный на ней колодец, к которому он рассчитывал добраться до полудня, исчез бесследно. Александр безуспешно осматривался по сторонам, пытаясь даже вставать на седло - никаких признаков источника воды не обнаружил. Пришлось идти дальше, а других колодцев по близости не было. Водой запасся достаточно, по его мнению, но пустынное солнце печёт так, будто по внутренностям вулкана путешествуешь.

Александр всё время пил, вода выступала потом и испарялась, оставляя на память солевые разводы на одежде. Когда остался последний кожаный мешок с водой, называемый местными бурдюк, заставил себя остановиться. Понял, что ещё чуть-чуть и останется вовсе без воды и тогда смерть.

Отвернулся, стал думать, какая вода в бурдюке горячая, пропахшая плохо выделанной кожей и грязная. От жары мысли начали тяжелеть, заплетаться и останавливаться на полпути. Лёгкий ветерок опалил щёки огнём, маленькие песчинки слегка задели кожу на лбу. Показалось, будто орёл когтистой лапой провёл, оставив глубокие борозды. Торопливо закутал лицо в платок, оставив тоненькие щёлочки для глаз. Только сейчас понял, почему местные жители ходят такие укутанные.

Путь казался бесконечным, как и сама пустыня. Завывание ветра, шелест песка и мерный звук верблюжьих шагов...