Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Орик пожал плечами:

– Как хочешь.

Когда они уже были готовы отправиться, Хведра спустилась по широкой каменной лестнице из восхитительного главного зала Бреган Холда, подол ее платья тащился следом за ней. Она преподнесла Орику гладкий рог из слоновой кости с золотой гравировкой вокруг горловины и рукояти. Она сказала:

– Это принадлежало моему отцу, когда он ездил с гримстборитх Алдхрим. Я передаю это тебе, для того, чтобы ты помнил меня во время отъездов.

Она сказала еще что-то еще на языке гномов, так тихо, что Эрагон не смог ничего услышать, и потом она и Орик соприкоснулись лбами. Выпрямившись в седле, Орик поднес рог к губам и подул в него. Низкая, будящая нота разносилась далеко, становясь настолько громкой, что казалось, будто воздух внутри двора вибрирует, как рассекающий воздух канат. Пара черных воронов, каркая, слетела с крыши. Звук рога заставил кровь Эрагона трепетать. Он сдвинулся с места, желая уйти.

Опустив рог, и в последний раз взглянув на Хведру, Орик направил своего пони вперед, отдаляясь от главных ворот Бреган Холда, и повернул на восток, к вершине долины. Эрагон и еще двенадцать гномов не отставали от него.

В течение трех часов они шли по протоптанным следам через гору Тхардур, поднимаясь все выше над дном долины. Гномы на пони ехали настолько быстро, насколько это было возможно без нанесения вреда животным, но их шаг составлял лишь часть скорости Эрагона, в то время как он мог бежать без затруднений. Хоть он и был разочарован, Эрагон воздержался от жалоб. Он понимал, что это будет неизбежно, когда он путешествует с кем либо, кроме эльфов и куллов.

Он продрог и завернулся в плащ. Солнце все же появилось из-за Беорских гор, и мокрый холод пронизал долину, хотя прошло лишь несколько часов после полудня.

Тогда они пришли на большую ровную гранитную площадку более тысячи футов шириной, ограниченную справа наклонной скалой в форме правильно сформировавшихся восьмиугольных столбов. Завеса дрейфующего тумана скрывала дальний край каменной площадки.

Орик поднял руку и сказал:

– О чудо. Аз Кнурлдрафн.

Эрагон нахмурился. Вглядываясь, как только можно, он не смог увидеть ничего интересного на бесплодной площадке.

– Я не вижу каменного леса.

Спустившись с пони, Орик передал поводья одному из воинов позади него и сказал:

– Пошли со мной, если ты, конечно, хочешь, Эрагон.

Вместе они шагали к волнистому облаку тумана, Эрагон замедлил свой шаг до уровня Орика. Туман целовал Эрагона холодом и сыростью. Туман был таким, что казалось, что он заслонял остальную долину, окуная их в серый невыразительный пейзаж, где верх и низ казалась абсолютно условными. Не утративший смелости, Орик шел с уверенной походкой. Эрагон, однако, чувствовал себя потерявшимся и незначительным, он шел, вытянув руку вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь в тумане.

Орик остановился у края узкой расселины, которая искажала гранит в том месте, где они стояли, и сказал:

– Что ты сейчас видишь?

Щурясь, Эрагон перевел взгляд назад вдаль, но туман оставался таким же непроницаемым, как раньше. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но его внимание привлекла слегка неправильная структура тумана справа от него, тусклый образ из света и тьмы, которое сохраняло форму, хотя весь остальной туман перемещался. Он смог увидеть другие участки, стоящие на месте: странные, абстрактные, контрастные пятна, формировавшие нераспознаваемые объекты.

– Я не... – он начал говорить, когда дуновение ветра взъерошило его волосы. Из-за свежего ветерка туман рассеялся и выделил контуры теней, превратившихся в огромные стволы, выкрашенных пеплом деревьев с голыми и сломанными ветками. Множество деревьев окружили его и Орика, как скелеты древнего леса. Эрагон нажал ладонью на ствол. Кора была холодной и тяжелой, как валун. За поверхность ствола цеплялись бледные куски лишайника. Эрагону кололо шею. Хотя он не считал себя чересчур суеверным, призрачный туман и жуткая полутьма и проступившие очертания деревьев – мрачное, мистическое, пророческое – зажгло в нем искру опасения.

Он облизал губы и спросил:

– Как это появилось?

Орик пожал плечами:

– Некоторые утверждают, что Гунтера поставил их здесь, когда создал из небытия Алагейзию. Другие считают, что это сделал Хельцвог, так как камень его любимый материал, и кто кроме бога камня мог сделать каменные деревья для своего сада? А другие говорят, что раньше они были такими же деревьями, как и другие, но катастрофа, случившаяся больше эры назад, должно быть, похоронила их в земле, и спустя некоторое время дерево превратилось в грязь, а грязь стала камнем.

– Это возможно?

– Это только боги знают наверняка. Кто кроме них может помочь понять все «как?» и «почему?» нашего мира? – Орик повернулся. – Наши предки обнаружили первое дерево более тысячи лет назад, когда добывали здесь гранит. Тогдашний гримстборитх Дургримст Ингеитум, Хвалмар Безрукий, остановил работы и вместо этого заставил своих каменотесов высекать деревья из окружавшего их камня. Когда они раскопали почти пятьдесят деревьев, Хвалмар понял, что здесь могут быть сотни, если не тысячи, каменных деревьев, погребенных внутри горы Тхардур, и поэтому приказал своим людям прекратить это дело. Однако это место приковало внимание нашей расы, и с тех пор кнурлан из каждого клана приезжали сюда и трудились, пытаясь высвободить как можно больше деревьев из гранитного плена. Даже существуют кнурлан, которые посвятили этой работе всю свою жизнь. Это также стало традицией: посылать сюда провинившихся детей очищать дерево или два под присмотром мастера-каменотеса.

– Это звучит утомительно.

– Это дает им время, чтобы раскаяться в своих поступках. – Одной рукой Орик дернул себя за бороду. – Я провел здесь несколько месяцев, тогда я был раздражительным тридцатичетырехлетним парнем.

– И ты осознал свои ошибки?

– Эээ... Нет. Это было настолько... скучно. После всех этих недель, я высвободил только одну гранитную ветку. Из-за этого я сбежал и присоединился к группе Вреншрргн.

– Гномами из клана Вреншрргн?

– Да. К кнурлан из клана Вреншрргн, Боевым волкам, Волкам Войны, как вы говорите на этом языке. Я присоединился к ним, потому что был пьян, а они охотились на нагру. Решив, что я тоже убью кабана и принесу его Хротгару, чтобы умиротворить его злость на меня. Это была не самая умная вещь, которую я сделал. Даже самые искусные наши воины боятся охотиться на нагру, а я тогда больше походил на ребенка, чем на взрослого мужчину. Когда мой разум очистился, я проклял себя за глупость, но я поклялся, что сделаю, и у меня не было выбора, кроме как исполнить свою клятву.