Саша Ино - Нежность. Том 2

— Нет, вы свободны, — Дитрих кивнул на дверь. Болтать со слугами из персонального штата отца ему совершенно не хотелось.

Женщина ушла, бросив на Дитриха немой укор.

Но его не волновало, что о нем думают прислужники отца, настропаленные против него дурным отношением короля. Следуя дворовой этике, все слуги Тау выказывали долю непочтения его сыну, дабы угодить хозяину, всегда недовольному своим единственным чадом. Поделать Дитрих ничего не мог, слуги подчинялись напрямую отцу, а он не стал бы наказывать людей по просьбе сына. Самое забавное, что еще обвинил бы его самого в излишней сварливости и слабохарактерности. Поэтому Дитрих не рисковал требовать к себе должного почтения и предпочитал просто не обращать внимания. Как показало время, такая тактика действовала на нервы куда лучше активного противостояния. Слуги медленно бесились оттого, что их тихие бунты и провокации остаются незамеченными, в итоге они уходили от принца с ощущением своей полной ничтожности. Личная прислуга Тау очень не любила принца, пожалуй, являясь в своем роде единственной категорией граждан Объединенного Королевства.

Поскольку ужин намечался только на шесть, и времени оставалось достаточно, Дитрих совершенно неторопливо приготовил себе одежду: белую льняную рубаху, серые штаны, зеленый длинный жилет и высокие сапоги того же оттенка, и принялся читать. Книга его угнетала, ровным счетом, как и эфийский наряд, призванный усмирить гнев отца и выбранный исключительно ему в угоду. Дитриху же импонировало все архатейское, но если еще в одежде он позволял вольности, то книги приходилось читать исключительно с родины отца, так как они отражали в его понимании правильный подход к истории и к жизни в целом. Принц бы с удовольствием прикоснулся к пыльному очарованию знаний королевских библиотек, но вход туда был для него строго регламентирован. И три штатных библиотекаря тщательно следили за выбором принца. На книги южных авторов король наложил табу, без права получения «noa».

Когда пришло время и стрелки часов неумолимо приближались к часу Х, Дитрих с неохотой представлял, что ему придется вновь лицезреть отца. Конечно, совсем не общаться было несколько проблематично, но реалии не уничижали желаний. И Дитрих отчаянно хотел больше никогда не видеть отца, мечтал сгинуть куда-нибудь подальше, даже, не до конца отдавая себе отчета, он желал родителю смерти, хотя после крамольных мыслей его допекали муки совести.

За полчаса до назначенного времени, Дитрих принялся медленно одеваться. Поскольку поторапливаться ему вовсе не хотелось, он благополучно опоздал. И предвкушая порцию словесных пистонов, спешно поплелся в трапезную.

Все случилось ровно так, как он и предполагал.

Тау и Ева сидели за длинным столом друг напротив друга, для Дитриха было накрыто место посередине.

— Отец, матушка, доброго здравия, — чинно поприветствовал родителей принц.

— Дорогой, наконец, ты нас обрадовал своим присутствием, — пролепетала Ева. Лицо у нее еще хранило отпечаток пролитых ночью слез.

Отец недружелюбно проводил фигуру сына вплоть до самого стула, и как только парень решил присесть, строго произнес:

— Ты кое-что забыл.

— Что же? — встрепенулся Дитрих, гася внутреннюю ярость.

— Умом ты никогда не блистал, но неужто тебе сосем мозг отшибло?

— Я просто не понимаю, о чем идет речь. Разве преступление?

— Для тебя ничего не преступление. Может, еще и архатейским мразям-оппозиционерам продашься?

— Никому я не собираюсь продаваться, — тихо буркнул Дитрих, — Может, я присяду?

Он уцепился за спинку кресла.

— Конечно, садись, милый! — воскликнула Ева.

— Нет! — гаркнул Тау и стукнул кулаком по столу. Блюда подпрыгнули и отозвались тонким звоном стекла.

Дитрих удрученно посмотрел на мать, которая ответила ему скромным кивком, выражающим необходимость потерпеть выпады отца.

— Ты ему всегда потворствуешь! — Тау медленно покрывался пунцовыми пятнами, — Поэтому он вырос неблагодарным наглым мальчишкой, который может легко себе позволить опоздать на семейные ужины, пренебрегать своими родителями и делать вид, что ничего не произошло. Строит тут невинные глазки!

— Мне было нехорошо, — тихо возразил Дитрих.

— Не оправдывайся, слабый ты наш, болезный, — Тау расхохотался, но в смехе его было больше презрения, — Мало того, что сын вырос хилым, так еще и гордится этим!

— Да вовсе не горжусь! — не выдержав, крикнул принц. От безысходности и бессилия его трясло. Он хотел ответить отцу, выпалить все то, что так долго копилось у него в душе, но не мог. Его останавливало воспитание, уважение к старшим и присутствие матери, которую он все-таки жалел.

— Не смей повышать на меня голос! — Тау же ничего не сдерживало, — Ты! Отброс! Досадная ошибка природы! Чумное пятно на гербе семьи!

Дитрих глубоко вздохнул. Он собрал всю волю в кулак и, как можно спокойнее, начал:

— Я? — проговорил он, сжимая кулаки, — Это я-то семью позорю? Знаешь, дорогой отец, я долго молчал… Но сейчас не могу стерпеть твоих слов. Меня называешь «чумным пятном», что ж… а ты? Кто ты? Разве я позорил себя на всю страну сомнительной и порочной связью с мужчиной? Разве мои руки обагряет кровь человека беззаветно мне доверяющего? Я открыто изменяю жене и пытаюсь удержать репутацию лживой добродетельности? Нет, отец, не я. Ты… Как ты можешь, как только тебе хватает сил обвинять меня в недоказанных проступках, тиранить по малейшему поводу? Тебе! Человеку, который не имеет ни единого основания быть судьей, человеку, который сам нарушил все свои принципы! Ты прав, я не уважаю тебя… Нет! Нет! — Дитрих замахал руками, — Неверное слово, — он улыбнулся, — Я презираю тебя…

— Дитрих! Замолчи сейчас же! — подскочила испуганная Ева.

— Прости, мама. Но я устал ото лжи, от масок вокруг, я больше не могу…

— Так убей себя, как твой беспутный дядя! — на удивление спокойный Тау откинулся на спинку кресла, — Я и не питал иллюзий, что Дитрих устоит против искушений оппозиционных сил. Он же слабак и его речи лишнее тому подтверждение.

— Тау… — Ева сдвинула брови, но глаза ее молили прекратить перепалку.

— А что? Разве он не копия твоего брата? — Тау снова ударил ладонью стол, но уже не так сильно.

— Нет. Он мой…наш сын.

— А у меня уже сомнения. Может, и не мой! Смотри на него! Что в нем людского? Вылитый шакаленок Милиотар!

— Ты обвиняешь меня в неверности? — щеки Евы вспыхнули.

— Нет, но нам могли его подкинуть…

— Тау, прости, но это глупо.

— Не глупо! — взревел король, обнажая свои истинные чувства, — Это пустое место не мой сын! Он не может им быть! Я отрекаюсь!

— Вы два дорогих для меня человека, почему вы постоянно ссоритесь?