Саша Ино - Нежность. Том 2

— Мама, отец меня ненавидит. Разве нет? — Дитрих проникновенно взглянул на мать.

Ева потупила голову.

— Это слишком очевидно, — продолжал принц, — Но почему ты молчишь, глядя, как меня втаптывают в землю? Почему ты никогда не вступаешься? Разве не видишь несправедливости? Или не признаешь ее? Мама, скажи, впервые в жизни скажи, кто прав… Если любишь, скажи вслух все то, что не раз говорила мне наедине! Мне так это нужно!

— Дитрих… — Ева обмерла, ее глаза забегали в нерешительности. Она просто не знала, как поступить.

— Он ждет, что ты ему подотрешь филейную часть, — с неприкрытой ненавистью кинул Тау, — Беспомощный, как дядька. Вся его несостоятельность передалась моему сыну. Насмешка надо мной! Как назло! Выродили ублюдка!

— Мама… — вновь с надеждой позвал Дитрих, но Ева молчала.

— Почему? — крикнул принц, — Почему, мама?

Он отступил назад, потянул на себя скатерть и обрушил тарелки с блюдами на мраморный пол. Королевские яства на зависть всем беднякам страны разлетелись по зеркальным плитам и были безнадежно испорчены.

— Прекрати! Прекрати! — заверещала Ева, — Зачем ты наговорил отцу столько гадостей?! Для чего ты все это делаешь?

— Мама… — на глазах Дитриха рушились все надежды.

— Она всегда будет со мной, — самодовольно произнес Тау, торжествующе смотря на сына.

— Ну и оставайтесь здесь! Варитесь в своем лживом болоте из кишащих змей и прочих гадин! А я не хочу! Не хочу! Мне омерзительно! Вы же жалости заслуживает… Боги! Вы же в аду живете! Ну и ладно, ваш выбор!

Дитрих развернулся и со всех ног рванул вон. Ева подалась было вперед вдогонку сыну, но властный голос мужа ее остановил:

— Да пусть бежит, жалкий трус, который не способен даже ответить за свои слова! — надменный возглас Тау гипнотически воздействовал на жену, но сына лишь еще сильнее отпугнул.

Он летел, ничего не замечая вокруг, в груди клокотала ярость, прося выхода наружу, она жаждала излиться, но принц не знал, как себе помочь, поэтому просто бежал, пока не падал. Потом он поднимался и снова бежал.

Мир потерял всякий смысл, остался лишь бег. Опомнился Дитрих посреди парка, медленно плетущимся к уединенному пруду, на то самое место, где не так давно беседовал с Драго. На коленях чернел кусками грязи некогда белоснежный лен, так принц понял, что свалился в клумбы у выхода из королевской башни. Ободранные ладони щипали. Жалость к себе щемила сердце, но надо было держаться. Голова затуманилась, а сердце бешено стучало.

— Предали, предали, — шептал себе под нос Дитрих, и образ матери вставал перед глазами. Она сделала свой выбор — фактически отреклась, показав, что потворствует тирану-отцу. Дитрих пришел к неутешительному выводу, что мать наверняка знает об изменах и все еще прощает, она даже отдает родного ребенка в жертву своей слепой любви. Дитрих закрыл рот рукой, хотелось зарыдать, но он сдержался. Мать дала ему понять, что ничто не заставит ее пойти против Тау, и все ее слова о несправедливости были всего лишь утешением. Пищей для усмирения боли в груди жалкого существа, рожденного лишь для наследования трона. Именно так Дитрих себя теперь ощущал. Он не знал, что делать, надеялся, что переживет, но сейчас ему отчаянно хотелось найти утешение.

Словно рука помощи, протянутая самой судьбой, на глаза ему попала старая лавочка. На ней одиноко и, как обычно, потеряно восседала мрачная фигура в зеленом балахоне.

— Драго! — с неожиданной радостью крикнул принц и кинулся к старому знакомому.

— Дитрих! — тот обернулся и недружелюбно поглядел на парня. Но через секунду неприязнь улетучилась, и он приветливо улыбнулся.

— У тебя плохое настроение? — Дитрих плюхнулся рядом.

— Ха, заметил-таки. У тебя вроде тоже не сахар?

— Ага, встречаемся второй раз на одном месте и оба в печали. Видно судьба у обоих такая…

— Одновременно грустить?

— Да. Как родственники… — Дитрих растеряно пожал плечами.

— Может, и так, — усмехнулся чему-то своему Драго.

Оба замолчали. Между ними возникло странное душевное единение, когда не нужны слова, а все понятно на незримом надземном уровне. Вечер гнал облака, вода темнела вместе с небом, а ночные букашки выползали из укрытий на привычный мрачный промысел. Цикады переливались частотой выдаваемых трелей, а птицы, ощущая трепет их крыльев, готовились атаковать будущую пищу для птенцов. Теплые облака бесконечно сменяли рисунки на небе, а два архатейца неподвижно сидели на лавках, полностью отрешившись от суеты наверху.

— Мы действительно похожи, — вдруг проговорил Драго, поворачиваясь к Дитриху.

— Чем? Твое мнение! — оживился принц, мгновенно вышедший из забытья.

— Грустью, что питает наши глаза… улавливая красоту мира, мы все равно видим печаль.

— Точно, — вздохнул принц.

— Распусти волосы… — попросил Драго и потянулся к золотым лентам, скрепляющим волосы парня.

— Зачем? — прошептал тот, отнюдь не противясь воле знакомого. Легкий ветерок разбил богатство волос и поднял тонкие черные пряди в воздух, качая их словно языки пламени.

— Так ты больше похож на меня, — безобидно произнес Драго.

— Ха-ха! Внешне мы разные.

— Не буду спорить. Почему ты никогда не ходил так на людях?

— Я крайне редко распускаю хвост. Папе не нравится, говорит, выгляжу, как девочка. А сам ходит с распущенными…

— Любишь его?

— Нет.

— Правильно. Он не достоин любви.

— А мама просто обожает.

— Она дура. Не видит очевидности и тех, кто ее по-настоящему боготворит.

— Не говори так о ней! — ревностно приказал Дитрих. Он, хоть и затаил обиду на мать, но все же немного оскорбился резким словам.

— Ха, все еще ей очарован… Бедный ребенок! Не повторяй ошибок дяди, ему слишком дорого стоило обоготворение сестры. Просветление принесло смерть.

— Да откуда ты можешь знать…

— Забудь.

— Эх, а ведь она и вправду меня предала сегодня, — сам того не желая, признался Дитрих.

— Удивил! Ева и предательство всегда идут рука об руку.

— Драго! — вновь одернул его принц.

— Если тебе не нравится мое мнение, не делись со мной.

— Знаешь, чтобы она не сделала, она все равно моя мама…

— И ты ее любишь, — с сарказмом продолжил мысль Драго, — Как знакомо. Обожжешься!

— Неужели меня всегда будут предавать?

— Да, такова участь принца.

— Тогда, что это за жизнь, если нельзя доверять даже родителям?

— Жизнь правителя Архатея.

— Я не хочу такой жизни, без любви, без радости, без веры, без дружбы.

— Загнул! Не жди другого! Неужто еще веришь в искренних друзей?

— Уже нет… А раньше да, я доверял Нойке… Ты ведь слышал, да?

— О Доверии? О Нойке? О дружбе?

— Нет, о том, что она натворила.

— Да, как любовник члена совета, я получаю всю последнюю информацию.