Саша Ино - Нежность. Том 2

Они еще долго не могли оправиться от шока, да и заклинание, окружившее их со всех сторон, мешало кинуться в погоню. Солдаты отошли только, когда их капитал сломал меч, пытаясь безуспешно выломать брешь в магических копьях. Эфийцам оставалось только дивиться на чудное творение мага и поносить на чем свет стоит Архатей. Но впрочем, после многочасовой неприступной осады, заклинание рассеялось само. Последняя насмешка мага вызвала у воинов бурю гневного ворчания на потраченные силы и время.

А Хизу тем временем искал приют в наиболее безопасной части города. Он знал, что лучше держаться дворян из оппозиции, поэтому спешил добраться до, как ему казалось, проверенного адреса. Он крался по закоулкам, обходя главную площадь с немыслимым скоплением народа. Пройдя около трех кварталов, его внезапно осенило, что нанятый им мальчишка, наверняка намного лучше ориентируется в маршрутах и сможет провести его по самому ближайшему и безопасному. По расчетам Хизу слуга должен был находиться неподалеку, ведь он не так давно отправил его на площадь договариваться с главным лоточником.

Хизу сделал крутой крюк и вывернул на площадь, оставив уединенность двориков в их унылом покое.

Главная площадь Эф была поистине огромной, она занимала несколько полей, выровненных и соединенных белым булыжным полотном. Вообще абсолютно все на площади обязано было сиять белоснежным цветом — так уж гласило королевское предписание. Даже лоточникам приходилось надевать светлые одежды, что вызывало волны протестов, особенно у мясников и продавцов красок. Маркость белого материала заставляла тратить лишние деньги на стирку, а с ними у торговцев всегда существовали особые бережные отношения. Зато покупатели и праздные зеваки весьма часто поддерживали моральный кодекс и тоже рядились во все белое, подметая подолами и штанинами пыль дороги. Конечно же, подобное обстоятельство не могло не радовать продавцов чистящих растворов или наемных прачек, собирающихся у выхода с площади плотной гурьбой. Хизу их в шутку прозвал «цыплятами» из-за ярких желтых чепцов, которые были хорошо заметны еще издалека. А постоянный галдеж в своре прачек и, правда, делал их похожими на куриный выводок.

Сама площадь, скованная светлым камнем, казалась серой. Во всем была виновата ветреная погода Эф, приносящая вместе с дождями песок. Все вместе смешивалось в грязь, которая высыхала черными разводами и разлеталась на многие километры. Постоянные чистки не спасали, грязь намертво ведалась в белый камень, и ее невозможно было оттереть, тем более природа всегда брала вверх, и с каждым новым дождем бесполезный труд становился все очевиднее.

Хизу смешался с толпой. Чтобы определить направлением, ему, совсем не низкому мужчине, приходилось вставать на носки и смотреть поверх голов. Самым простым и общедоступным ориентиром служила гигантская стела, воткнутая в самое сердце площади. Она напоминала огромный памятник фаллосу, и в народе крепко засело шутливое прозвище «стоячка», которого не гнушался ни стар, ни млад, даже знать иногда грешила языком низов. Но на самом деле, стела должна была символизировать короля Людвига, выгравированного на каждой из сторон скульптуры. Он, держа в руках белого лебедя, возвышался над волнующимся морем людей и своим видом провозглашал величие Эф. И не удивительно — исполинский монумент воздвигли сразу после победы над Архатеем, что объясняло и его размер и монументальность. Эскиз памятника утверждал сам король Тау, и после водружения стелы на площади провели торжественный парад, первый и последний в истории Эф. Не смотря на огромное желание правящей династии парады продолжать, нужды горожан взяли вверх, а вместе с ними победили и торговые лотки, прочно обосновавшиеся у подножья скульптуры. А стеле досталась незавидная роль извечного предмета насмешек и шуток. Правда, справедливости ради стоит отметить, что в невыносимо жаркие дни за место под тенью гиганта разворачивалась настоящая война, уступающая только давнишнему противостоянию Эф и Архатея. Иногда цена за место в тени достигала ставку за груженый караван, и многие действительно были готовы раскошелиться, ведь приток покупателей в самом комфортном месте площади за считанные часы окупал все расходы. Но вскоре тень неизбежно переползала на другое место, и все повторялось заново.

Хизу снова поднялся на цыпочки и прикинул место своего нахождения. Стела оказалась совсем рядом, так что он смог разглядеть буквы на ее пьедестале. Рубленный эфийский шрифт повествовал о великой победе и славил Людвига, сам же правитель с такого ракурса казался долговязым великаном с маленькой, как у циклопа, головой.

— А умишком-то видать не вышел, — шепнул маг, подмигивая каменному королю, — Эх, столько земли и такое нерациональное использование…

Хизу скептически относился к главной площади. Его предприимчивый архатейский ум видел здесь обилие коммерческих домов, игральных салонов и маленьких, мобильных базарчиков, но никак не оголтелое скопление абсолютно разрозненной, даже не выстроенной по рядам торговли. Архатейские купцы, завезшие в Эфы культуру торговли, приходили в ужас, стоило им только взглянуть на площадь. Их головы судорожно подсчитывали убытки местных коллег, а каменные сердца снисходили на жалость к покупателям, которые безрезультатно тратили целые дни, но так и не находили того, за чем приходили, ведь в беспорядочно рассыпанных лотках любой бы сбился с толка.

Наконец, Хизу набрел на нужное ему ответвление. Затыкая уши от невыносимого крика зазывающих торговцев, он кое-как втиснулся между деревянными проемами двух лотков, которые соединял общий тканый навес. Маг поднял покрывало и скользнул внутрь, в прохладный закуток для отдыха лоточника.

— Я чуть не оглох, — протянул он, теребя пальцами в ушах.

— Первый раз что ли? — отозвался главный лоточник, седой долговязый архатеец.

— Все никак не привыкну, ор стоит, хоть турунды себе в уши засовывай!

— Думаешь, лоточники как-то по-другому обходятся? Засунули каучук в уши, и знай себе зазывают во всю глотку.

— Никогда бы не подумал.

Лоточник фыркнул. Держался он подчеркнуто важно, но с Хизу они быстро нашли общий язык. Маг на год вперед снабдил торговца магическим снадобьями, запрещенными к употреблению, да и «Пророчества» шли на ура, делая лоточнику в день месячный доход.

— Я к тебе пацана посылал… — Хизу с напускным равнодушием разглядывал потолок тряпичной крыши, который из-за дырок и проплешин пропускал внутрь солнечные лучи. В места, куда падал свет, образовывались сухие выгоревшие участки, по которым можно было легко составить контуры ткани.