Саша Ино - Нежность. Том 1

— Сука, — прошипел барон.

— Не злись. Ты сам выдаешь себя. Все твои мысли и любовные ленты, распускаясь цветком сладострастия по ауре, просто кричат о твоих чувствах к Касандеру, — Фрея усмехнулась, — Мне доставит удовольствие убить любимого слугу глупого малыша Милиотар. Надеюсь, ему будет больно.

— Я не позволю причинить вред Касандеру! Вы его не знаете! Вы все не стоите даже ногтя этого мальчишки!

— Это ты не понимаешь, кто он. Его сила — абсолютное зло, и он, не понимая очевидностей, орудует ею направо и лево. Он спорит с законами самой магии. Чертенок должен умереть. Он лишний для всего мира. Чуждый всему живому элемент. Я это говорю, как черная ведьма, умудренная опытом, а не как безутешная мать…

— Нет! Он нужен, нужен, — голос Юнгса дрогнул, перед глазами встало лицо Касандера, разгоревшееся румянцем сладострастия, — Он нужен мне!

— Глупое влюбленное животное, тогда вместе с твоей смертью, исчезнет и вся необходимость в Касандере.

— Заткнись, я буду биться во всю силу!!! Я не позволю!

Юнгс выпрямился и вскинул голову, в глазах пылала праведная ненависть чистокровного дворянина. — Начнем, — кивнула Фрея, и ее меч вырос в разы.

Юнгс поднял огненный молот.

Два мага сошлись, обрушиваясь мощью заклятий.

После ударных орудий они осыпали друг друга заклинаниями стихий. Фрея применяла «звездную пыль», поднимая с земли острые осколки камней, а Юнгс охотно расщедрился на «пчелиную злость», вызвав суиеречных ядовитых насекомых.

Но как не старался юный барон Дерфи, все же он был слабее Фреи. Вскоре его магические силы стали подходить к исходу. Тяжело давались даже простые защитные блоки.

Наконец, Фрея, подняла руку, плетя мощное заклинание расщепления тела с душой, фирменный знак Чивори, заклятие «Пустынный призрак», уровень шесть.

Фрея посмотрела с превосходством:

— Ты оказался сильнее, чем я полагала. Экзамен на пятый уровень успешно сдан, молодец. Старался для Касандера, это заслуживает похвалы. Ну, а теперь ты готов погибнуть за своего недомерка? — злорадно произнесла женщина.

— Да, я готов умереть за Милиотар, но еще не кончено… — Юнгс подумал и, ухватившись за красную ленту их с Касандером неуловимой связи, крикнул, — Касандер, приди! Я погибаю! Касандер, правитель мой! Спаси меня!

— Размечтался! Он сейчас наверняка во власти цепей похоти, и ему нет дела до глупого пса, так бездумно отдающего за него свою жизнь.

— Пошла ты! Он придет! Я верю!

Но в воздухе по-прежнему царило безмятежное спокойствие летнего дня, и не находилось никакого намека на вихрь появления Касандера. Надежда Юнгса растаяла, улетев в бездну разрушенным карточным домиком.

— Ладно, — буркнула Фрея, — Достаточно…

Она, не задумываясь, метнула в барона свое страшное заклятие.

Юнгс вскрикнул. В его тело вгрызлись сотни голодных претов, жаждущих насытиться человеческой плотью, еще трепещущей жизнью.

— Сдохни, бельмо в моем глазу, — самодовольно бросила Фрея, смотря, как погибает молодость.

Юнгс, погребенный под серыми телами духов, разрывающих его, из последних сил стиснул зубы и крикнул:

— Касандер — любимый… Моя смерть не будет напрасной, он увидит глазами дракона твой заговор и убьет тебя, мерзкая старуха! Проклинаю…

Через секунду голова храброго барона лежала у ног Фреи, жадно потирающей руки. Она ликовала — еще один сторонник Милиотар пал жертвой ее великих чар.

Ведьма, захихикала и подняла голову за рыжие кудряшки.

— Что, милый, наигрался в мага? — проскрипела женщина и сунула голову в заранее приготовленный мешок.

Ведьма ушла, а природа осталась холодной и бесчувственной к смерти. Все так же дул ветер… Неспешно шелестели деревья, а вдалеке раздавались пьяные песни, славящие весельем жизнь, которой неведом час смерти.

Лишь полная луна, как немая свидетельница, печально осветила мертвое тело Юнгса, простившись с верным, и поэтому мертвым слугой, мягкой тенью облаков.

Руки Тау на моей пояснице, мы лежим в постели, объятые вожделенным мучением. Я люблю его так трепетно, так сильно, что готов прощать и грубость, вызванную сопротивлением сильной натуры заклятию, и нелюбовь, и шепот чужого имени в минуты наслаждения.

Нет ничего страшнее, когда беря твое тело, твой любимый думает о другом человеке. Но я терплю…

— Ева, — шепчет Тау, смотря мне в глаза.

— Здесь ее нет, — отвечаю.

— А кто?

— Касандер…

— Развратный мальчишка, — Тау прикусывает меня за подбородок.

— Назови меня… по имени, — молю я.

Моя надежда…

— Касандер…

Я вспыхиваю трепетной радостью, столь болезненной после ста часов безуспешного ожидания.

— Я люблю тебя, Тау, — шепчу я, — Люблю…

Он срывает с моих плеч балахон, рвя его на части. Кожа обжигается горячим дыханием принца. Трудно дышать…

— Ты не бросишь меня? — кричу шепотом губ.

— Нет…

— Никогда не бросай меня. Никогда! Иначе я не переживу…

— Касандер…

— Уйдешь — и я умру!

— Не уйду.

Мой стон.

Я так истосковался по его любви, по его губам на моем животе, по его рукам, блуждающим в каждой неловкости моего тела. Тау — моя единственная страсть, захватывающая дух в тиски. И нет мне спасения…

Моя юная сексуальность, так нечаянно пробудившаяся во мне, принадлежит только Тау. Мой враг, мой обожаемый принц. Как я хочу вечности с тобой.

Он добирается до моего пылающего приливающей кровью члена. Нажим. Я вскрикиваю от удовольствия. Тау принимает мое начало. Наконец, я для него в полной мере Касандер…

Я поднимаюсь, целуя его с низу живота до верха шеи. Страстная дорожка.

Мы тонем в поцелуе. Тау неистов, он сжимает мои плечи, доводя до хруста податливые кости. Мне больно, но я счастлив. Любимый… Хоть на секундочку я любимый… Какое божественное услаждение для брошенной судьбою души!

Тау кидает меня лицом вниз, и я сам приподнимаю бедра, желая угодить его околдованному желанию. Спасибо Юнгсу он научил меня обходить боль, спасаясь мазью лаванды. Тау действительно неосторожен и ретив. Он будто наказывает меня, делая все с присущей воину жесткостью и резкостью. Но я терплю. Такова моя кара за воровство любви обманом черной магии. Я расплачиваюсь за все здесь, на простынях, гася каждый долг дому Биа-Хатерии. Я унижен, я раздавлен, я изнасилован, но я счастлив… И потому что люблю, я все прощаю.

— Тау, — шепчу я, ощущая, как нарушаются мои пределы.

Он не отвечает, поглощен использованием моей телесности в угоду своему возбуждению. Он так красив в свете полной луны, его холодные мертвые глаза, его пшеничные волосы, его мускулы, ходящие ходуном от напряжения. Все это столь дорого мне. Я готов отдать весь мир за один только момент нашего единения. И моя гордость, и мой трон, и моя жизнь и даже Архатей, ничего не имеет значения рядом с любовью к Тау. Я смирился… Мои цепи сделали меня бессильным, а мощь магии ненужной.