Саша Ино - Нежность. Том 1

— Разреши мне кончить в тебя…

— Нет, я позволяю только Тау… Во мне может быть только его семя.

— Ты что беременеть собрался? — съязвил уязвленный маг.

— Если б я мог! Я бы хотел родить Тау ребенка, но, к сожалению, не могу. Невозможно обмануть природу, мы оба мужчины. А все же, мне бы хотелось увидеть наших общих детей…

— Дурной, — ласково кинул Юнгс.

Он поспешил выйти из меня. Его руки заменили мое тело и, простонав как лев, барон оставил на моей ноге знак неистовой страсти Дерфи.

— Юнгс, теперь я…

— Ты лишил меня права наполнить тебя, разреши хоть оставить свою метку? Я хочу, чтобы твое тело помнило о принадлежности мне, и на нем остался мой знак.

— Никаких засосов!

— А я не о них…

— Юнгс…

— Разреши и я доставлю тебе неземное удовольствие.

— Хорошо… О чем речь?

Юнгс игриво облизнулся и потянулся к опрокинутому столику с магическими вещицами. В его руке блеснула игла.

— Что? — встрепенулся я.

— Не бойся! Твое тело мне дороже жизни, я его не испорчу.

Дерфи припал губами к моей груди и принялся неистово сосать сосок, возбуждая меня еще сильнее. Я даже не заметил, как он выпустил его изо рта и, поднеся иглу, вдавил ее. Зато я ощутил боль. Но прежде чем я успел дернуться, мой левый сосок уже пронзала насквозь толстая игла для ритуалов.

— Больно же! — взревел я.

— Потерпи. В память обо мне, — Юнгс подмигнул и вытащил из уха серьгу-кольцо с древними знаками клана Дерфи. Он мастерски заменил иглу своей серьгой.

— Смотри, как красиво! — барон потеребил кольцо языком.

— Ничего хорошего, — прошептал я, закрывая глаза. После прокола прикосновения стали по-настоящему волнительными. Быль приносила удовольствие.

— Врешь, возбуждаешься куда сильнее.

— Юнгс…

— Теперь ты никогда меня не забудешь. Пусть так, но я связал нас.

— Жалкий раб!

— Обожающий тебя.

— Как пес хозяина, что чешет его за ухом.

— Зато мои чувства намного сильнее жалких эмоций Тау. Сам посуди, он едва ли способен на такое…

Юнгс скользнул вниз и поглотил меня влажным пленом своих губ. Я вскрикнул от наслаждения. Дерфи действительно отличался небывалой страстностью, позволяющей мне хоть на минуту забыть печаль невзаимной любви.

Пальцы Юнгса с силой сжали мой раненный сосок, и я закричал, наконец-то, испытав долгожданное удовольствие.

— Господи… — простонал я в изнеможении.

— Касандер, — нежно прошептал Юнгс. Он поднялся и гладил меня по голове, даря ласку сильных мужественных рук. Далеко, за опушкой леса, по земле расстилался победный звук архатейских барабанов.

— Смотри-ка, твой Тау опять победил, — не без доли сожаления отреагировал Дерфи.

— Да…

— Везучий он. Всегда выигрывает сражения…

— Он — моя главная война. И я ее проиграл… Мне не по зубам милый Тау…

— Не хочу казаться навязчивым, — Юнгс наклонился и прошептал мне в самое ухо, — Но у тебя есть я. Прикажи мне, и я навсегда останусь с тобой, подле твоих королевских ног. Я клянусь тебе не просто в вечной преданности, но и в любви…

— Юнгс, замолчи. Я выбрал Тау. Ты мне не ровня, ты мой слуга.

— Пускай! Но я забочусь о тебе, и меня волнуешь ты, а не твоя сестра… Мне нужен только ты и никто другой. А Тау… сам знаешь, как к тебе относится…

— Прошу, ни слова! — я сжался в комок.

— Прости… — Юнгс заключил меня в свои жаркие объятия, — Больше никогда… Не расстраивайся. Верный пес Дерфи навсегда с тобой, я буду вечно рядом. Обещаю!

— Какой же ты обманщик…

Мы играем с Тау в шахматы, обдуваемые ветром из открытого окна и сладостным дымом конопляного кальяна, который я по обыкновению курю.

Неожиданно тишина начинает нагнетаться тяжестью и звенеть тревогой в ушах. Я отстраняюсь от партии и смотрю на свое кольцо, потемневшее напряженной зеленью.

— Касандер, что такое? — механически спрашивает Тау.

Ну, хоть по имени назвал… Радует. За последние две недели он окончательно превратился в пустого голема, бегающего за мной, как за Евой. Просветления теперь очень редки. А мне больно видеть его страдания. Я не знаю, как ему помочь и не нанести ущерба себе и Архатею. Иногда магия бессильна.

— С нами связываются… — отвечаю я.

— Кто?

— Эфийцы, наверное, хотят просить перемирия…

— Вряд ли, — Тау всегда оживает при разговорах о войне, — Сейчас им удалось отбить Белую Твердь. Нелогично распинаться.

— Да, ты прав.

— Поговоришь?

— Наверное.

Я снижаю сопротивление кольца и из метанового облака, вырвавшегося с глубин камня, начинает складываться картинка замка Биа-Хатерии.

— Владыка Людвиг, — я надменно улыбаюсь.

Мой враг выглядит подавлено и устало.

— Касандер Милиотар, — сквозь зубы шепчет он.

— Что вам надо? — говорю я, касаясь кольцом своих губ, искусанных Тау.

— Поговорить, — раздается голос Сигизмунда. Старший отпрыск тоже недалеко.

Я усмехаюсь.

— О чем?

— В тебе есть хоть капля чести?

Достаточно прямо.

— Вроде того, — пожимаю плечами.

— Тогда отпусти Тау, хватит его мучить! — как бы приказывает старик Людвиг, но в его голосе скорее мольба.

— Я его не держу, да Тау? — бросаю взгляд на своего любовника.

Он механически кивает головой.

— Вот видите Владыка…

— Ложь! Ублюдок! — не сдерживается Сигизмунд.

— Традиционные оскорбления, — комментирую я.

— Касандер, послушай, — куда более вежливо продолжает старик, — У тебя нет детей, и ты не знаешь, что значит потерять чадо… Но пойми меня, если в тебе есть что-то человеческое, это не соизмеримо с любым горем. Я не хочу лишиться еще одного сына. Войди в мое положение и верни Тау…

— А что я получу?

— Плантагенет, — шепчет Людвиг.

— Отец! — Сигизмунд ошарашен.

Даже так…

— Нет, — зло отвечаю я. — Моя армия под началом Тау непобедима, я сам без ваших подачек завоюю себе эти земли. Людвиг… Мучайся, я хочу, чтобы ты корчился от боли и страданий за все, что сделал Архатею! За все слова, произнесенные в адрес моей семьи!

— Ты не человек… — бросает мне Людвиг, и переводит глаза на Тау. — Сынок, очнись! Что с тобой стало? Карл мертв… Проклятый колдун заставил тебя убить родного брата. Сын, вернись!

Он совсем забыл о королевской выдержке.

Ухмыляюсь.

Мне жаль его, но разве я могу вернуть Тау?!.. Это выше моих сил. Я слишком привязан к сыну Эф. И я не могу сопротивляться своей страсти. Придется быть жестоким по отношению к жалкому старику, но у меня нет выбора… Не могу ради милосердия кидаться интересами подвластной территории. К тому же они со мной никогда не церемонились. Даже сейчас в их головах лишь черная ненависть и злоба. Они просят, а сами проклинают меня в душе.

— Папа… — срывается с безвольных губ Тау.