Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

— Почему? — заинтересовался фраканец, который тридцать лет назад только научился ходить.

— Проклятие остро реагирует на любую кровь, даже владельца предмета. Однако это лишь предположение. Больше скажу после того, как поработаю с материалом. Не все, знаете ли, во власти магии. Что-то и наука может подсказать.

— Тут и без науки понятно — виновата девчонка, — вскинулся, сжимая кулаки, фраканец. — Как только вернемся, подниму своих людей, и никуда она от нас не денется, — пообещал он, потом спросил: — Что-то еще обнаружили?

— Не уверен, — пожал плечами маг, — но, похоже, в доме был кто-то еще. Вероятно, ребенок. Я чувствую его страх и боль.

— Гражданин судья, — к ним подошел один из осматривавших комнату мужчин.

— Да, Майлс, — разрешающе кивнул ему фраканец.

— У Гвоздя в подручных был парнишка. Думаю, здесь побывал именно он.

— Был, значит, — хищно прищурился тот, кого назвали судьей, — тогда ищем и его. А с девчонкой я лично разберусь. Она мне за все ответит. И за смерть Тонга, и за проклятие.

Внезапно в коридоре послышались быстрые шаги, и в комнату практически вбежал человек:

— К нам гости.

— Уходим, тела забираем с собой, и приберитесь тут, — раздавал указания судья, направляясь к выходу.

Через десять минут, когда к дому подъехали трое на лошадях, а следом из повозки выбралось еще четверо, в темных окнах дома начали поблескивать первые алые всполохи пламени.

Бессонная ночь давала о себе знать, и Леон едва держался, чтобы не отрубиться прямо на стуле. Сначала вызволение невесты из борделя, куда она ухитрилась попасть, прогулявшись пару часов по улицам славной Харцы. Потом тяжелый разговор с дядей девушки, закончившийся совсем уже бесславно.

Мужчина потянулся почесать зудевшую щеку, но вовремя отдернул руку, вспомнив о смердящем подарочке Хасселя. Вместо щеки в качестве утешения почесал кончик носа.

Он, глава службы защиты и безопасности граждан, родственник императора, дэршан, проклят, точно неудачник Тольс из отдела корреспонденции, ухитрившийся жениться на магичке, а потом изменить с ее подругой. Магичку оштрафовали, приговорив к работам на благо города, а Тольс полгода ходил, почесываясь, как шелудивый пес. И ни один маг не смог снять то, что в ярости наложила на него жена. Не зря говорят: «Хочешь при жизни встретиться с бездной — возьми магиню в жены».

Леон покосился на спящую девушку. Рассветные лучи, проникая сквозь окно, освещали высокий лоб, пухлые детские губы, густые брови вразлет и дальше рассыпались золотыми блесками по волосам. Сон смягчил черты лица, и Леону казалось, что он смотрит на заснувшую фею.

— Волосы — янтарь, кожа — персик, глаза — расплавленный шоколад, — прошептал завороженно, припоминая слова друга, и тут же скривился, вспомнив о проклятии.

К ненависти Шанталь Леон отнесся спокойно — был готов, как и к ее попытке отказаться от помолвки — ожидаемо. Что оказалось неожиданностью — так это готовность девушки рисковать собой ради дневника.

Но проклятие! Он мог простить брошенное в сердцах ругательство, даже тарелку — и ту можно было простить, как и истерику — женщина же, но проклятие, которое смогло пробить защиту, накладываемую на членов императорской семьи!

Один взгляд на его щеку, где расцвел алый цветок, и любому станет понятно, что с ним произошло.

Дэршан не может быть слабым, не может быть проклятым. Дэршан, бездна его пожри, лучшее, что есть в обществе. Выше только император.

И что делать с девчонкой? Разорвать помолвку? Оснований — достаточно. Вот только… Кто выиграет от разрыва? Та, кто его тщательно добивалась.

Леон криво усмехнулся и позволил себе помечтать, что он сделает с этой нахалкой в первую брачную ночь. В чем смысл жизни, если ты платишь, не получая вознаграждения, а он и так довольно заплатил.

Но как же раздражает зудящая щека! А еще больше реакция окружающих.

Пару часов после полуночи вернулся Чарнец. Вместе с дэром Розталь он прошел в гостиную. И если Розталь, при виде Леона, сдержанно вскинул брови, то фраканец округлил губы, издав: «О! Кто это вас?»

Тычок в ребра от напарника быстро привел его в чувство, и дальше разговор потек в нужном ключе. К сожалению, ничего особенного Чарнец не сообщил. Фридгерс остановился в недорогом отеле — известная бережливость гардарцев, а может, и в самом деле с деньгами туго. В страну прибыл неделю назад. Что же… Стоило признать — его встреча с Шанталь случайна. А жаль… Леон с удовольствием бы записал молодца в злодеи.

Самые плохие новости решили дождаться рассвета. Леон успел подремать пару часов в кресле, когда его поднял Гриан. От мужчины несло гарью. Услышав, что они опоздали — Леон едва не взвыл от досады. Противник успел их опередить, и одному сыну бездны известно, как теперь разыграются карты.

Хассель думал так же, потому как быстро собрался и ушел из дома, прокладывать, как он выразился, безопасный от неприятностей проход. Парадокс в том, что самую главную неприятность, сладко спящую сейчас в постели, они потащат с собой. Его, Леона, личную неприятность.

Но кроме завтрашнего, нет, уже сегодняшнего отъезда из города, у Леона осталось еще одно дело. Выслушав инструкции, дэр Розталь задумчиво покусал ус, потом кивнул:

— Хорошо, сделаем. Только девушку привлекать не станем. Чарнеца отряжу. Платье, парик, и уверяю, никто его от женщины не отличит. А хозяину предупреждение всыпем, чтобы зарекся девиц силой с улицы покупать.

Они обменялись понимающими взглядами. Розталь уважительно взвесил выданный ему кошель с монетами, и стороны разошлись, довольные друг другом. Леон же с некоторым удивлением отметил, как легко он заплатил за разбойное нападение, избиение с тяжкими, и ничего не екнуло в груди.

— Это все безумный город, — пробормотал, успокаивая себя и совесть. Если власть занимается чем угодно, кроме преступности, то что остается простым гражданами? Правильно, устраивать самосуд.

Нет-нет, одернул себя Леон. Не самосуд, а предотвращение будущих преступлений. Но совесть насмешливо фыркнула, намекая на личную заинтересованность, а точнее, банальную месть.

Тяжелая голова так и норовила стукнуться подбородком о грудь, в глазах жгло, точно в них сыпанули песка. Леон зевнул, встряхнулся, растер щеки и покосился на опустевшую чашку, стоящую на подоконнике. Третью по счету чашку кофе за это утро.

В голове сонно крутились мысли, перескакивая с отъезда на проваленную операцию, с Хасселя на невесту, с невесты на проклятие.

— Как вообще эта тварь оказалась способна наслать проклятие? — шепотом, косясь на свой личный дневник, спросил Леон. Череп исчез, девушка была перенесена в спальню, гостиная вернула себе мирный вид, а они, вдвоем с Хасселем, сидели за столом и, не торопясь, смакуя каждый глоток, пили чай, как могут его пить люди, едва избежавшие смерти. Дневник лежал на полу, маскируясь под случайно оброненную вещь, и Леон не испытывал никакого желания его поднимать. Он чувствовал себя усталым, раздраженным, вдобавок щека горела от ожога, и воняло мазью так, что слезились глаза. Глупо было думать, что дневнику не все равно, где лежать, но… никто не спешил его поднимать.