Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

— Про способности вселенных тварей мне мало что известно, да и нет уверенности, что это именно тварь, а не хитро построенное охранное заклинание. Было построено, — поправился Хассель, — до того, как его коснулась моя племянница.

С тяжелым вздохом родственника, внезапно обнаружившего обременение в лице незамужней девицы, склонной к авантюрным поступкам, Хассель поднялся и прошел в спальню. Леон, заинтригованный, последовал за ним.

Мужчина присел рядом с кроватью и многозначительно продемонстрировал Леону правую руку девушки ладонью вверх. Даже в полумраке комнаты на ней были различимы белые полосы свежих шрамов.

Леон прищурился, разглядывая узкую ладошку, лежащую поверх одеяла, и постепенно отметины сложились во вполне различимый рисунок. Точно такой он видел, когда придворный маг, чтоб его печень твари сожрали, демонстрировал печать защитно-следящего заклинания. Вот только Леон мог поклясться, что при демонстрации никакого черепа не было. Но об этом он обязательно спросит у мага при личной встрече и, пока до встречи еще несколько дней, придется удовольствоваться догадками.

Рука была именно той, которой правши хватают предметы или воруют. Шрамы выглядели свежими, как после исцеления глубоких ран, а не простых царапин.

Нехорошее предчувствие коснулось Леона, и ему захотелось ощутить под пальцами нежную прохладу девичей кожи — почему-то он был уверен, что она именно такой и будет — прохладно-бархатистой, провести по ниточкам-шрамам, стереть их своим прикосновением.

Хассель поднялся, Леон последовал за ним, хотя уходить не хотелось. В душе росло недоумение. Что могло заставить девушку столько времени терпеть боль? Дарьету, которой положено падать в обморок от сильного впечатления, а не молча истекать кровью. Да эта упрямица готова была умереть, лишь бы не выходить замуж! Но ничего, он это исправит. Вот прямо с утра и начнет исправлять. Пара улыбок, комплиментов — женщины их любят — и все наладится. Не отменять, право слово, свадьбу из-за женского упрямства!

— Не понимаю, — пожаловался Леон будущему родственнику, вернувшись в гостиную, — неужели все из-за крови?

Хассель пожал плечами, налил себе еще чаю.

— Тут тебе мало кто поможет. Слышал, уцелела часть библиотеки в академии Таскары, да что-то припрятали по чердакам с подвалами. Остальное, сам знаешь, пожгли наши добрые граждане в пылу своего долга. Теперь маги, точно дети. Дар есть, а знаний нет. Тыкаются на ощупь, толку мало.

— Вред один, — ворчливо согласился Леон, чувствуя себя невинно пострадавшей стороной от магического произвола, — была бы воля — запретил всех к бездне.

— Ну-ну, — многозначительно и, как показалось Леону, насмешливо отозвался Хассель.

Может, и показалось. Придираться Леон не стал. Ему было достаточно, что его перестали звать щенком. То ли проклятье поспособствовало прогрессу в их отношениях, то ли мазь, которую он позволил нанести на щеку. Сумасшедшая семейка. Что дядя, что племянница.

Сон мне снился приятный. Бал, розовые платья дам, порхающие веера и искрящееся шампанское. Меня приглашает кавалер, я поднимаю взгляд — и крик застывает в горле: вместо лица на меня скалится череп.

Вынырнула из кошмара с колотящимся сердцем, распахнула глаза. Знакомый потолок обещал утро сделать добрым. Последнее время такая малость, как проснуться в той же комнате, в которой заснула накануне, делала меня счастливой.

Повернула голову. Ошиблась. Утро стремительно теряло доброту. Мой личный кошмар сидел в пол-оборота, и я четко видела его профиль на фоне окна. Императорский такой профиль. На серебрушках выбит.

Я натянула повыше одеяло, поерзала, решая можно ли встать в помятом платье или попросить жениха удалиться.

— Доброе утро, Шанти.

Мое пробуждение заметили, а вот голову не повернули.

— Кхм, доброе.

Голос-то какой хриплый, точно я простыла. И где, спрашивается, могла простудиться? А воспоминаниям только и надо было этого невинного вопроса, чтобы накинуться точно стая волков. Дошла до борделя, вспыхнула румянцем, мечтая провалиться сквозь постель и закопаться куда поглубже. Стыд-то какой! Щеки запылали. Это вчера я не осознавала своего падения, а сегодня оно предстало во всей своей отвратительной красе.

Удивительно, что я еще вижу рядом с собой жениха, а не его спешно удаляющуюся спину.

— Как там отец?

Молчание и спокойный ответ:

— Насколько я знаю, здравствует.

— А вы его не?

Слово «арестовали» я так и не решилась произнести.

— Должен был?

Тон жениха был холоден, но больше нервировал его взгляд мимо меня вглубь комнаты.

— Нет, конечно, нет, — горячо заговорила, — вы его не знаете. Он — прекрасный человек, отзывчивый. И если его втянули в заговор, то пользуясь добротой. Он никому не отказывает. Всем помогает.

— Вас послушать, так за помощь в заговоре я должен его наградить?

— Нет, конечно, но не судите строго. Прошу, — я села в постели, сложила руки на груди.

Я верно сошла с ума, уговаривая палача отменить приговор, но бордель, дядя, побег, казалось, сблизили нас.

— Я хочу знать, почему ты сбежала?

Вопрос был сух и отдавал тюремным холодом, а я… смотрела на его профиль, столь знакомый по серебрушкам, и начинала злиться. Истинный дэршан должен был уже простить девушку и самому попросить прощение. Но этот твердолобый упрямец и не думал вести себя благородно.

Вот что я могла ответить? Что батюшка обещал выдать замуж лишь по моему желанию? Что бежать не планировала? Что вообще ничего не планировала, в голове были лишь хаос и злость. Что злость привела в гостевую комнату и подтолкнула заглянуть в сумку?

Если бы не дневник, я бы не решилась уйти в ночь, а согласилась на сделку. Порыдала, но согласилась в надежде, что возвращение дяди вернет мне свободу.

Признаться, что испугалась оказаться за решеткой за кражу? Что ударилась в бега, чтобы не навлечь его гнев на семью? Да, логики в моих словах было мало, но что делать, если в тот момент логика позорно удрала, предоставив хозяйке выкручиваться самой.

— Я не хотела убегать, — говорила тихо, стараясь, чтобы голос не дрожал, — просто…

— Просто, — передразнил он меня, — кто-то испугался расплаты. Тебя не учили, что лучше признаться, чем убегать от наказания?

Я выразительно фыркнула, не соглашаясь. Весь мой жизненный опыт показывал, что признания хороши, если тебя застали на месте преступления или если совесть требует повинной головы. Если же угроза наказания перевешивает доводы совести, то лучше промолчать.

— Шанти-Шанти, — Леон укоризненно покачал головой, — ты хоть понимаешь, что влезла в разведывательную операцию, привлекла к себе внимание серьезных людей, испортила печать защиты, и теперь на тебя завязана непонятная магическая сущность с дурным чувством юмора?