Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

Моя совесть ужаснулась, представила в красках избиение ребенка, обвинила во всем себя, идиотку, и засуетилась. Я сбегала на кухню, вытребовала кувшин холодной воды — после исцеления пациентов всегда мучает жажда, — чистые полотенца, фрукты, тазик, миску с клубникой и… руки закончились, а то бы полкухни прихватила с собой.

— А Леон… Мама сказала бы: импозантный молодой человек, но рядом с ним я чувствую себя преступницей на допросе.

Полчаса в тишине — и меня потянуло на откровенный разговор. Спящий на кровати парнишка создавал иллюзию, что говорю я именно с ним, а не сама с собой, и все равно откровенничала я по-роландски в надежде, что фраканский вор не столь образован, чтобы меня понимать.

— Говорит так, словно сейчас озвучит приговор, а потом отправит в камеру или сразу к палачу!

Я запнулась, вспомнив, что мои деяния тянут на приговор и отнюдь не легкий, и решила не заострять на этом внимания.

Парень облизал пересохшие губы, я поднесла кружку к его рту. Осторожно приподняв голову, напоила. Бедняга даже не проснулся. Впрочем, сон, наложенный на него целителем, и должен был быть таким глубоким.

— А еще мы ссоримся. Постоянно ссоримся.

В памяти всплыла последняя ссора, и мне понадобилось мокрое полотенце, чтобы охладить лицо. А вот признаться в том, что объятия были приятными или что еще хуже — я ждала повторения, сил не хватило. Да и ссоры… Было в них нечто такое, вдохновляющее… Острое наслаждение от запретного. Орать на мужчину. Пускать в ход сарказм и иронию. Не бояться. Хм, странно. Когда я перестала бояться жениха? После борделя? После дядиного появления? Или после того, как наговорила ему в лицо лет на десять каторги оскорблений?

А ведь жених мог быть милым.

— Знаешь, когда меня спасали из рук, эм, очень плохих людей, он был совсем другим. Мне показалось, я ему небезразлична.

Но не могу же я вечно попадать в неприятности, чтобы увидеть тревогу и заботу на его лице!?

— А я ведь хотела выйти замуж. Ты верно думаешь: какая девушка не мечтает о замужестве?

Смешок вышел нервным и каким-то жалким.

— В провинции нравы просты. Хочешь на конную прогулку в одиночестве — пожалуйста. Хочешь на кухне пирожков помочь налепить — никто и слова не скажет. Ты не поверишь, я даже на рыбалку бегала. А в столице… словно в клетку попадаешь. Ни слова лишнего сказать, ни пойти одной в лавку. А я мечтала отправиться в настоящее путешествие, а не только к родственникам в гости.

Вздохнула, в полной мере осознавая, насколько далеки были дядины сказки от судьбы молодой дарьеты. Насколько невозможными оказались мечты взглянуть на чудеса, о которых он рассказывал. И мелькнула горькая мысль — зря слушала, зря мечтала.

— Я ведь могу быть полезной, а не просто мебелью в доме. У меня лучший результат в выпуске. Последний год я вела все счета в доме. Управляющий — хороший человек, но с возрастом стал слаб глазами, отцу некогда, мама ничего не понимает в бухгалтерии. А я вполне неплохо справлялась.

Замолчала. Рассказ о доме вызвал волну глухой тоски. Смахнула слезы с ресниц. Промокнула лицо полотенцем. Не хватало еще предстать зареванной перед женихом.

В груди кольнула смесь азарта, предвкушения и злости. Я хотела видеть Леона, я его ненавидела, я мечтала от него избавиться, я жаждала повторения наших ссор.

Бездна, я схожу с ума? Может, похитители стукнули меня тяжелым по голове? Собралась уже уточнить у воришки его взгляд на сумасшествие среди девиц брачного возраста, как меня привлек шум во дворе.

Подошла, распахнула шире окно, чтобы стать свидетелем сцены, как через калитку на заднем дворе в дом пытается проникнуть молодая особа. Особенная такая особа. Встретила бы на улице — заметила сразу. Жгучие черные волосы, алая юбка, из-под которой торчал подол еще одной — темно синей, блузка насыщенного желтого цвета и пояс, на котором блестели медные кружочки. На запястьях плетеные браслеты с бусинками, в ушах тяжелые серьги, на ногах — полное отсутствие обуви. А наглости, судя по разговору, у гостьи было не меньше, чем у императора.

— Слышь, я ведь девушка простая и камнем в окно могу, если не позовешь.

Какие дела могли быть у этой с моим дядей, я не представляла. Гриан, судя по всему, тоже и потому беспокоить Хасселя не собирался.

Дядя. Милый дядюшка, которому я безоговорочно верила в детстве. Он появлялся у нас три-четыре раза в год, проводил месяц-полтора, пока ветер странствий не начинал стучать ветками старой яблони в окна его комнаты и звать за собой. Лет до пятнадцати я всерьез считала ветер виновником очередного отъезда дяди. Потом стала замечать иные подробности взрослой жизни. Письмо с гербом императора, ночного курьера, бандитского вида мужика, у которого было дело до молодого хозяина, как называли в поместье дядю, приходившегося младшим братом моему отцу.

Я продолжала верить в сокровища, в коллекционирование редкостей, в научный трактат по народам пустыни Хлойзарги — дядя пишет его лет десять, не меньше. Но вера, в которой зародились сомнения, уже не может быть слепой.

А теперь еще и проклятие. Самая большая глупость, которую я слышала в своей жизни. Не могу я быть источником проклятия. И голос в голове, который я считала частью безумия, здесь совершенно не при чем. Дарьеты не могут проклинать — это противоречит правилам высшего света. И точка.

А скандал на улице набирал обороты.

— Повторяю для тупых: никаких Хасселей здесь нет, а если бы и были, то не для тебя. Поняла? Так что разворачивай оглобли и чеши отсюда, пока я не позвал городового.

Могла поклясться — угроза не возымела действия. Девушка тряхнула головой, отчего звякнули серьги, выставила ножку из-под подола юбки, чуть прогнулась.

— А я, сахарный мой, твоего хозяина надолго не задержу. Он мне работку ночью обещал, утром велел прийти.

Голову набок склонила и плечиком повела, чтобы ни у кого сомнения не возникло, чем они ночью при встрече занимались. Стихи друг другу читали, ага. Дядя, между прочим, большой поклонник Рельха Лунотворца. Мне одна знакомая жаловалась, что на званом вечере дядя замучил ее стихами. Пару часов подряд читал, не повторяясь.

Я фыркнула, представив себе эту картину. Вот интересно, с каких контактов он пыль стрясал и какую работу предлагал?

Звякнули браслеты, озорно взметнулся подол юбки, топнула ножка, выбивая в пыли двора неслышный ритм.

— Ай, сладкий какой!

Мне из окна было видно, как расслабилась напряженная спина Гриана, как мужик покачнулся и «поплыл» вслед за диковинным цветком, кружащимся по двору.

«Вот же зараза! — восхитилась я мастерством девушки. Мне Гриана и близко так не провести — он меня насквозь видит. И тут же ужаснулась: — А вдруг гостья — подосланный убийца?»