Джек Вэнс - Мыслитель Миров и другие рассказы

Солнце прикоснулось к горному хребту и – как мне показалось, внезапным рывком – наполовину скрылось за ним. Я поспешил вниз – ужасно было бы заблудиться в темноте. И заметил что-то белое, в ста метрах от меня, под хребтом. Я пригляделся, подошел ближе. Постепенно форма этого объекта становилась четкой – усеченный конус, пирамида? – да, пирамидка, сложенная из белых камней. Едва передвигая отяжелевшие от усталости ноги, я приблизился к ней вплотную: несомненно, это была пирамидка из камней. Я стоял и смотрел на нее сверху.

Обернувшись через плечо, я ничего не заметил. Но когда я взглянул вниз, на луг, мне показалось, что по нему сновали какие-то тени. Вглядываясь в сумрак, однако, я не смог их толком рассмотреть.

Я разобрал пирамидку, отбрасывая камни в сторону. Под ней ничего не было.

На земле можно было различить – с трудом – контуры треугольника со сторонами примерно метровой длины. Я отошел на пару шагов. Ничто на свете не заставило бы меня копать эту землю.

Солнце исчезало. На фоне закатного послесвечения на юге и на севере уже пролегли винно-черные тени: теперь солнце двигалось с поразительной быстротой. Что это за солнце, торчащее месяцами посреди неба, а потом поспешно ныряющее за горизонт?

Я спешил вниз по склону, но мрак настигал меня. Багряное солнце пропало, на западном небосклоне остался только жалкий намек на вечернее зарево. Я споткнулся и упал; при этом я взглянул на восток. Оттуда струился и становился все сильнее зодиакальный свет – появился сияющий голубой треугольник.

Продолжая стоять на четвереньках, я наблюдал за тем, как над горизонтом поднимался горб ярко-голубой окружности. Уже через несколько секунд ландшафт озарился нахлынувшим потоком сапфирового света. Всходило новое, пылающее, темно-синее солнце.

Мир остался прежним, но при этом полностью изменился. Там, где мои глаза привыкли замечать оттенки красного, теперь я видел всевозможные разновидности синего.

Когда я вернулся на луг, ветер доносил до ушей новые звуки: радостные последовательности аккордов, в которых почти угадывалась мелодия. Некоторое время я развлекался, слушая ветер, после чего мне показалось, что я вижу в завихрениях тумана, в последнее время часто наплывавших на луг, какие-то танцующие движения.

Забравшись в шлюпку, я заснул в состоянии, которое можно назвать исключительно странным.

Часто моргая, я выбрался из шлюпки и оказался в поразительном мире. Я прислушался. Конечно, это была музыка – едва слышная шепчущая музыка, прилетавшая с ветерком подобно душистому аромату.

Я спустился к озеру, ярко-синему, как кобальтовый краситель, который недаром называют «синью».

Музыка становилась громче – я уже мог уловить отрывки мелодии: оживленные танцевальные фразы, проносившиеся подобно обрывкам блестящей цветной фольги в густом потоке.

Я зажал уши руками – если у меня начались галлюцинации, музыка не должна была исчезнуть. Звуки стали тише, но не пропали полностью – так что моя проверка не дала однозначных результатов. Но я чувствовал, что музыка существовала извне. А там, где была музыка, должны были быть музыканты… Подбежав к берегу озера, я закричал: «Эй, там!»

Над озером ко мне вернулось эхо: «Эй, там!»

Музыка затихла на несколько секунд – так, как хор кузнечиков смолкает, потревоженный падением камешка – но постепенно я снова ее услышал: далекую перекличку «серебряных труб сказочной страны эльфов».

А затем музыка постепенно стала неуловимой, и я перестал ее слышать. Я стоял, опустив плечи, в голубых лучах нового солнца, один на лугу.

Сполоснув лицо в озерной воде, я вернулся к спасательной шлюпке и снова передал сигналы SOS.

Возможно, синий день короче красного – не могу сказать с уверенностью, у меня нет часов. Но желание понять, откуда и почему исходит музыка, будоражило меня, и синий день показался не таким долгим.

Мне так и не удалось заметить никаких музыкантов. Может быть, звуки исходили от деревьев? Или их издавали некие прозрачные цикады, незаметные среди ветвей?

Однажды я взглянул на озеро и – чудо из чудес! – на другом берегу раскинулся пестрый, радостный город. Сперва я застыл, ошеломленный, но тут же подбежал к самому краю воды и уставился на это зрелище так, будто никогда в жизни не видел ничего прекраснее.

Бледные шелковые полотнища покачивались и развевались на ветру – павильоны, шатры, фантастические сооружения… Кто были их обитатели? Я зашел в озеро по колено, у меня перехватило дыхание, я еле дышал; казалось, что я вижу какие-то мелькающие фигуры.

Как безумный, я побежал по берегу вокруг озера. Растения с бледно-голубыми соцветиями крошились под ногами, я оставлял за собой борозду, как слон, прогулявшийся по поросли хрупких тростников.

Когда я примчался, вспотев и задыхаясь, на берег, противоположный моему лугу, что я нашел? Ничего. Город исчез, как сон, как утренний туман, сметенный порывом ветра. Я присел на камень. На мгновение отчетливо послышалась музыка – словно кто-то открыл дверь в концертный зал и тут же закрыл ее.

Я вскочил на ноги. Вокруг не было ничего необычного. Я взглянул назад – на тот берег озера, откуда я прибежал. Там – на моем лугу – кружились и сновали, как поденки над поверхностью пруда, полупрозрачные фигуры.

Когда я вернулся, на лугу никого не было. На противоположном берегу озера тоже ничего не было.

Так продолжался «синий день». Жизнь моя наполнилась потрясениями. Откуда исходила музыка? Кем или чем были эти мелькающие силуэты, никогда не воплощавшиеся ни во что ощутимое, но никогда не оставлявшие в покое мой ум? Я часто прикладываю ладонь ко лбу, опасаясь того, что всё это – симптомы начинающегося безумия… Если музыка действительно существует в этом мире, если звуки действительно вибрируют в воздухе, почему всё это воспринимается моими ушами как земная музыка? Аккорды, которые я слышу, вполне могли быть исполнены на знакомых инструментах, гармонии вовсе не казались чуждыми или странными… А эти бледные плазменные призраки, которых я замечаю уголком глаза, но никак не могу толком различить? Они ведут себя, как игривые, радостно танцующие люди. Ритм и темп их движений соответствует ритму и темпу музыки – тарантеллы, сарабанды, фарандолы…

Так проходит синий день. Голубой воздух, черно-синий мох, ультрамариновые воды и яркая синяя звезда, склоняющаяся к западному горизонту… Как долго я живу на этой планете? Я передавал сигнал SOS так часто, что аккумуляторы перегревались и начинали шипеть – скоро они полностью разрядятся. Еды и питья у меня достаточно, но какой смысл в том, чтобы жить до скончания дней в этом синем и красном мире?

Синий день кончается. Я хотел бы снова подняться по склону и полюбоваться закатом синего солнца – но память о красном закате все еще вызывает воспоминание о тошнотворном страхе. Так что я пронаблюдаю за закатом с моего луга, а потом, если наступит тьма, залезу в спасательную шлюпку, как медведь в берлогу, и буду ждать очередного восхода.