Джек Вэнс - Мыслитель Миров и другие рассказы

Я приказал замедлиться до самого малого хода, так как до пункта назначения осталось всего несколько сот километров.

Тринадцатое января. Я в напряжении, я бдителен, мое восприятие обострено. Весь мой организм наэлектризован. Сегодня, в день моей смерти, жить хорошо! И почему? Потому что я наконец чего-то жду, к чему-то стремлюсь, на что-то надеюсь.

Я стараюсь скрывать эйфорию. Доктор Джонс исключительно проницателен. Не хотел бы, чтобы он начал что-то подозревать теперь, на последнем этапе плавания.

Уже полдень. Черед два часа и двадцать две минуты состоится мое свидание с «Гесперусом». Яхта легко дрейфует по волнам. Светящейся точкой на карте обозначено ее местонахождение – всего лишь в нескольких километрах от пункта назначения. Двигаясь с прежней скоростью, мы прибудем туда примерно через два часа пятнадцать минут. После чего я остановлю яхту и подожду…

Яхта остановилась посреди океана. Координаты точно соответствуют расчетным: широта 0° 0» 0.00», долгота 141° 12» 36.9». Погрешность может составлять не больше одного-двух метров. Моя грациозная яхта с непроизносимым названием находится в центре мишени. Ждать осталось только пять минут.

Доктор Джонс выходит из кабины и с любопытством изучает мое лицо: «Возникает впечатление, что вы чем-то очень возбуждены, Генри Ревир».

«Да, я возбужден, я взбодрился. Плавание доставляет мне большое удовольствие».

«Превосходно! – Джонс подходит к карте. – Почему же мы остановились?»

«Я решил полюбоваться на океан в тишине и покое. Вы куда-то торопитесь?»

Проходит время – минуты, секунды. Я смотрю на хронометр. Доктор Джонс прослеживает направление моего взгляда. Он вдруг о чем-то вспомнил – нахмурился, подошел к телеэкрану: «Прошу прощения, я хотел бы кое-что увидеть. Вас это тоже может заинтересовать».

На экране – безжизненные песчаные барханы.

«Пустыня Калахари, – поясняет Джонс. – Смотрите!»

Я смотрю на хронометр. Осталось десять секунд – пять – четыре – три – две – одна. Нарастающий свист, рев, удар, взрыв! Все это – на телеэкране. Яхта спокойно покачивается на волнах.

«Так закончил свой век „Гесперус“, – говорит доктор Джонс. – Точно по расписанию!»

Он смотрит на меня – я обмяк и прислонился к перегородке. Джонс прищурился, взглянул на хронометр, на карту, на телеэкран, снова на меня: «А, теперь я понимаю! Вы хотели всех нас убить!»

«Да, – бормочу я, – всех».

«Ага! Варвар!»

Я не обращаю внимания на его реакцию: «В чем я просчитался? Я учитывал все факторы. Энтропическую потерю массы, лунное притяжение – я знаю орбиту „Гесперуса“, как свои пять пальцев. Каким образом он переместился так далеко?»

В глазах доктора Джонса зажглись злорадные огоньки: «Значит, вам известна орбита „Гесперуса“?»

«Да. Во всех ее аспектах».

«И, по-вашему, спутник переместился?»

«Другого объяснения не может быть. Спутник был выведен на экваториальную орбиту. А теперь он упал в пустыне Калахари».

«Нужно было учитывать два тела».

«Два?»

«Спутник как таковой – и Землю».

«Земля постоянна… не меняется…» – медленно, неуверенно говорю я; меня посетила ужасная мысль.

А доктор Джонс – впервые на моей памяти – смеется! Неприятный, режущий уши звук. «Земля постоянна, она не меняется? Вы забыли о либрации полюсов. Орбита „Гесперуса“ не изменилась. Но Земля под ним переместилась».

«Да! Какой я глупец!»

«Бесчувственный, кровожадный глупец! Вам невозможно доверять!»

Я бросаюсь на Джонса – и успеваю огреть его кулаком в лицо прежде, чем теряю сознание, пораженный анестетическим лучом.

Ральф Бэнкс, главный редактор ежемесячного журнала «Популярные ремесла» – коренастый коротышка с круглой розовой физиономией и короткой стрижкой военного образца – отличался весьма энергичными манерами. Он носил габардиновые костюмы и галстуки-бабочки и жил в Вестчестере с женой, тремя детьми, ирландским сеттером и парой сиамских кошек. Подчиненные уважали Бэнкса, хотя было бы преувеличением сказать, что он им нравился.

В основе характера Бэнкса лежала практичность: умение безошибочно отличать добротное от поддельного, целесообразное от бессмысленного. Практичность имела большое значение при выполнении его обязанностей, без нее он не продержался бы на работе дольше одного дня. Сидя за столом в редакции, Бэнкс имел дело с бесконечным потоком статей, идей, набросков, фотографий и действующих моделей, и все это он должен был оценивать с первого взгляда. Рассматривая чертеж дома, гаража, жаровни для барбекю, орхидариума, океанского судна, планера или катамарана, он немедленно представлял себе проект в завершенном виде, соответствующем или не соответствующем его функциональному назначению – интеллектуальное достижение, с не меньшим успехом доступное ему в отношении технических чертежей газовых турбин, гидравлических домкратов, любительских телескопов, электромагнитных муфт, монорельсовых систем и одноместных подводных лодок. Ему достаточно было просмотреть перечень ингредиентов гербицида, антифриза, симпатических чернил, мелкозернистого проявителя, синтетического корма для скота, глазури для керамики или краски на резиновой основе, чтобы предсказать эффективность этого состава. У него под рукой всегда были технические условия обслуживания и эксплуатационные характеристики автомобилей «Стутз», «Беркат», «Мерсер», «Стернберг», «Добл», «Стэнли стимер», «Бугатти», «Ягуар», «Порше», «Нэш-Хили» и «Пегасо», не говоря уже о таких моделях, как «Форд», «Шевроле», «Кадиллак», «Паккард» и «Крайслер империал». Бэнкс умел изготовлять садовую мебель, ковать медь, полировать агаты, ткать высококачественный твид, чинить часы, фотографировать амеб, литографировать, наносить батик, гравировать на стекле, выявлять подделки инфракрасным фонарем и надолго выводить из строя противников значительно тяжелее себя. Разумеется, Бэнкс поручал значительную часть работы экспертам и редакторам специализированных рубрик, но в конечном счете ответственность нес Бэнкс. Оплошности сопровождались насмешками конкурентов и язвительными письмами читателей – Бэнкс редко ошибался. Двенадцать лет редактор Бэнкс держал в руках бразды правления этим бедламом и настолько отточил навыки, что непосвященный мог бы принять его за ясновидящего – теперь он мог слегка расслабиться, получая удовольствие от работы, и позволял себе время от времени развлекаться. Его любимое развлечение заключалось в коллекционировании странных и причудливых изобретений.

Каждое утро секретарша сортировала почту; когда Ральф Бэнкс заходил к себе в кабинет, все поступившие материалы были уже распределены по категориям. Особая большая корзина была обозначена надписью «ЧОКНУТЫЕ». Именно в ней редактор Бэнкс находил редчайшие, самые драгоценные экспонаты для своего собрания.