Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 2 [litres]

Увидев, что солдат не в силах продолжать и вот-вот заплачет, Брис просто кивнул. Он повернулся, чтобы посмотреть на то, что осталось от малазанских позиций.

Там только ящерицы в доспехах, оружие поднимается и опускается, кровь брызжет туманом.

Но приглядевшись, Брис понял еще кое-что.

На’руки больше не продвигались вперед.

Вы остановили их? Кровь богов, что же вы за солдаты такие?

Тяжелая пехота стояла. Тяжи держали траншею. Даже умирая, они не отступали ни на шаг. На’руки цеплялись за пропитанную кровью землю бруствера. В них впивалось железо. Алебарды падали, отскакивая от щитов. Тела рептилий скатывались назад, мешая продвигаться задним шеренгам. Стрелы разили врага с позиций позади траншеи.

А с неба спускались десятка два локи вивалов, яростно пытаясь сорвать головы в шлемах ящериц-воинов. Другие затевали драку со своими сородичами, и с неба шел кровавый дождь.

Душа Флакона металась от тела к телу, хватая души локи вивалов и бросая их на на’руков. Отправив в бойню одного, он переключался на следующего. Флакон захватил сколько мог – с дюжину; от запаха крови и всего увиденного они обезумели. Ему нужно было только сорвать с них остатки сдержанности и натравить на ближайших тварей – на вивалов.

Пока они дерутся с сородичами, он не против – чем больше умирающих и мертвых вивалов, тем лучше.

Но он и себя чувствовал разодранным на части. Чувствовал, как теряет разум. Большего он не мог сделать. И все же Флакон не сдавался.

Битум подошел к группе морпехов. Огляделся.

– Хромой… а где твой…

– Мертв, – сказал Хромой. – Только я и Хруст.

– Драчунья?

Круглолицая женщина покачала головой.

– Мы разделились. Видела, как погибла Худышка, и все…

– Так что вы тут расселись? Подъем, морпехи; там тяжи умирают, не сходя с места. И мы идем к ним. Эй, Релико! Подымай Простака – идете со мной!

Молча, без всяких споров морпехи поднялись на ноги. Из ран текла кровь. Они были истощены.

Подобрав оружие, они двинулись за Битумом к траншее.

Неподалеку Урб отшвырнул разбитый на куски щит. Хеллиан присела рядом, тяжело дыша; по лицу и по груди текли кровь и рвота. Она сказала, что не знает, чья это кровь. Урб смотрел на ее жесткие глаза, на застывшее лицо. За ними строились другие солдаты.

Урб повернулся.

– Сделаем, как сказал Битум, солдаты. Возвращаемся. Пошли.

Хеллиан чуть не оттолкнула его, устремившись к траншее.

Перед холмом Хенар Вигульф придержал коня: он видел павших скакунов, скрюченные, обгоревшие тела там, где был командный пункт адъюнкта. Спешившись, он обнажил мечи и взбежал на холм.

Добравшись до вершины, он увидел, как по противоположному склону поднимаются четыре на’рука.

Лостара Йил и адъюнкт лежали почти бок о бок. И, похоже, мертвые, хотя нужно было убедиться. Если бы было время.

Он бросился вперед.

Она очнулась от звона стали. Моргая, Лостара уставилась в небо, пытаясь вспомнить, что произошло. Голова болела, кровь в ноздрях запеклась коркой, в ушах потрескивало. Повернув голову, она увидела, что рядом лежит адъюнкт.

И ее грудь медленно вздымается и опадает.

Ага, хорошо.

Раздался рык боли.

Она села. И увидела, как Хенар Вигульф падает на спину, а кровь хлещет из раны на груди. Приближались три на’рука.

Хенар упал у самых ног Лостары.

Она поднялась и обнажила мечи.

Хенар посмотрел на нее, и от боли, которую она увидела в его глазах, перехватило дыхание.

– Мне жаль…

– Ты будешь жить, – сказала она ему, проходя мимо. – Держись – это приказ!

Он приподнялся на локте.

– Капитан…

Она взглянула на на’руков. Уже совсем близко, только идут медленно из-за ран. А за ними появилась еще дюжина.

– Просто помни, Хенар, это я делаю не для всякого!

– Делаешь что?

Она сделала еще шаг, поднимая мечи.

– Танцую .

Все навыки вернулись, словно просто поджидали ее, поджидали, когда наступит момент, когда она проснется – возможно, в последний раз – неважно. Для тебя, Хенар. Для тебя .

Для этого и нужен Танец Тени.

Здесь.

Сейчас.

Хенар смотрел на нее, и глаза его открывались все шире.

В лиге к юго-востоку Целуй отползла от упавшего коня. Барсучья или лисья нора, или еще что. Конь дергал сломанными передними ногами, и его крик пронзал воздух.

Левая нога Целуй согнулась в четырех местах. Осколок кости прорвал легинсы. Целуй достала нож и повернулась к коню, упершись взглядом в пульсирующую жилу на шее животного.

Неважно. Они все мертвы. Даже если бы она добралась до Смертного меча и этой безумной рыжей королевы, все уже неважно.

Целуй подняла взгляд. Небо – плоть, и эта плоть гнила у нее на глазах.

Уголёк. Бадан.

Охотники за костями… адъюнкт, ты довольна? Ты их всех убила.

Ты убила всех нас.

На рассвете, едва солнце взошло на востоке, весь город – почти сто тысяч – собрался на берегу устья древней реки, впадавшей в глубокий залив. Что привело их всех сюда? Что может собрать такое множество душ в одном месте и в одном мгновении, когда сто тысяч становятся одним целым?

Они молча стояли над красными водами, что смешивались с солеными слезами залива, и смотрели, как огромная погребальная ладья занимается пламенем, ветер надувает промокший парус, а черный столп дыма уходит в небо.

Великий король Эрлитана, последний из рода Дессимбов, умер. Будущее было затянуто песком, где-то далеко набирал силу рев войны, который скоро превратится в бурю.

Они пришли сюда оплакать умершего. Они пришли сюда в поисках спасения, ведь в конечном итоге даже горе есть не что иное, как эгоистичная прихоть. Мы оплакиваем то, что от нас ушло, те миры, которые для нас отныне закрыты. Умерла великая личность, но мы не можем – не смеем – пойти за нею, так как для каждого из нас свой путь к смерти.

Погибла целая эпоха. Новая эра будет принадлежать грядущим поколениям. На рыночных прилавках гончары раскладывают миски с ликом умершего короля и сценами его славных подвигов, навеки вырванных из течения времени и замкнутых в круг, ибо таково искреннее желание той сотни тысяч.

Остановись, мгновение. Молю, чтобы этот день никогда не кончился. Молю, чтобы завтра никогда не наступало. Естественное, искреннее желание.

История тоже умирает, но ее смерть неспешна. Говорят, что часть королевского духа задержалась. И эрлитанцы каждый день собирались у дворцовых ворот, чтобы попричитать, помечтать об ином исходе, посетовать на невозможную более участь. История тоже умирает, но ее смерть неспешна.

А красный язык реки течет без конца. И королевский дух молвил: « Я вижу вас. Вижу вас всех ». Разве вы не слышите его? Прислушайтесь…