Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

И упал с глухим стуком. Видимо, споткнулся обо что-то. И вот, лежа на спине, беспомощно болтает руками и ногами в воздухе, как перевернутая черепашка. Со стороны зрелище, наверное, очень забавное. Юноша расхохотался – смеяться ведь не так больно, как плакать. Хохот вырывался из него громкими раскатами, от которых по лицу текли слезы и сопли.

Видимо, этот его невыносимый психический изъян укоренился так глубоко, что его не изгонишь, даже если восстановится способность колдовать. Рано или поздно стража начнет его искать, и какую же картину она обнаружит? Победитель знака Жизни в истерике, в панике и… лишенный сестер. Да ведь и победитель он липовый, ненастоящий, а просто кекки . Кекки в истерике, в панике – потерявший сестер.

Плечи расцарапаны, из них сочится кровь, приступы смеха никак не прекращаются, в горле першит и жжет, хотя образ черепашки уже не кажется таким уморительным, и где же, где, во имя Великой Матери, сейчас Лейла , и…

– Адиль! Это… какого рожна…

В несколько прыжков Водный победитель Адетунде оказался рядом с Маликом и, встряхнув, поставил его на ноги. У Малика еще оставалось достаточно здравого смысла, чтобы понять: его не должны видеть в таком состоянии, никто не должен, особенно соперник – другой победитель, но сил не было, и он, почти без сопротивления, позволил Адетунде препроводить себя в спальню. Краешком мерцающего сознания Малик чувствовал, как что-то говорит, лепечет, но что именно – одни боги знают. Адетунде, впрочем, сочувственно кивал в ответ. Потом нежданный спаситель куда-то удалился, и мир опять завертелся вихрем перед глазами. Потом Водный победитель вернулся, на сей раз – с серебряным кувшином, ломтем лепешки и… полоской резины?

– Ты почти ни к чему не притронулся за ужином. На, поешь, станет легче, – предложил «коллега», сунув ломоть Малику в руки.

Тот не ощущал голода, но заставил себя проглотить несколько кусков. Глотал он быстро, судорожно и, конечно, подавился. Закашлялся. Адетунде несколько раз стукнул его по спине.

– Все нормально, видишь, уже лучше. Теперь попей воды.

Сколько времени заняла эта сцена, Малик толком не понял – минуты, а может, целые часы? Адетунде неотлучно находился рядом с ним, болтая беззаботно обо всем и ни о чем. Мало-помалу сердце Малика стало биться спокойнее, способность к ориентации в пространстве вернулась. Щупальца паники отпустили, но вместо них юношу одновременно охватили апатия и замешательство, а вслед за ними – горячее желание немедленно провалиться сквозь землю.

– Зачем? – хрипло каркнул он, глядя в лицо победителю Водной Сигизии.

Адетунде осклабился и произнес нараспев:

– Что – зачем? Зачем я так убийственно неотразим?

– Зачем ты принес резину?

– Ах это! В следующий раз, как захочешь что-то такое над собой сотворить, – Адетунде кивком указал на свежие порезы поперек Маликовых плеч, – лучше делай так. – Он свил кусок резины в кольцо, набросил на запястье «больного», затянул, и тот дернулся от внезапной боли. Кожа, однако, не лопнула и не порвалась – все-таки лучше, чем перед падением…

– Мне этот фокус всегда помогает. Уже много лет.

Малик, получается, делал что-то подобное с ремешком своей сумы – сильно сжимал его, чтобы избавиться от невыносимого внутреннего напряжения прежде, чем оно накроет его с головой. Вообразить себе, что Адетунде тоже когда-то вынужден был научиться подавлять подобные состояния, юноше было трудно, но факт оставался фактом: тот подобрал нужные средства и вернул Малика к нормальному состоянию. И в его взгляде не сквозило ни тени осуждения или жалости, от каковых бедному Жизненному победителю сделалось бы только хуже, – только понимание и сочувствие.

– Спасибо тебе… Адетунде, да?

– Сойдет просто Тунде. Полным именем меня зовет только мать, когда злится, и младший брат, если хочет затеять ссору.

– Спасибо, Тунде.

– И никому ни слова о том, что произошло. Я тоже ни гугу. Если кто поинтересуется, скажем: на террасе ты отключился, потрясенный внезапным божественным видением, а также вином. Со мной случилось то же самое на дне рождения брата, когда ему исполнилось восемь. Кстати, я тебя искал.

– Меня? Зачем?

– Ну, придворные большей частью разошлись по домам ночевать, а я подумал: никому ведь не дано знать, чем завтра кончится второе испытание, так почему бы в свободную ночь нам, победителям, не познакомиться друг с другом поближе, пока есть возможность? – Тунде подался вперед. Речь его текла свободно и легко, словно они с Маликом были знакомы сто лет. – Тебе ведь уже лучше? Тогда присоединяйся! «Танцующий Тюлень» предлагает сегодня тому, кто явится в самом «натуральном» костюме победителя, эквивалент его живого веса в пальмовом вине бесплатно. И я серьезно намерен поймать их на слове.

Тунде болтал так беззаботно, словно Солнцестой – это какой-то озорной мальчишник, большая вечеринка для школьных друзей, а не эпохальное соревнование, призванное решить судьбу Зирана на ближайшие пятьдесят лет. Может, это такая хитрая тактика? Подольститься к остальным победителям, втереться в доверие, прикинуться простодушным, своим в доску парнем, чтобы его не воспринимали как соперника всерьез?

– Не знаю. Потом скажу. Дам тебе знать. – Малик был достаточно воспитан, чтобы прямо не признаться: он предпочел бы ночь в стае «бродяг в кустах» общению с едва знакомыми веселыми выпивохами.

Тунде снова открыл рот – видимо, чтобы продолжить уговоры, но его неожиданно прервала Лейла, вбежавшая в комнату с целой горой книг, манускриптов и свитков в руках. Победитель Воды вскочил на ноги.

– О, возвращение блудной сестры! – усмехнулся конкурент. – Что ж, если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Тунде ушел, а Малик остался, продолжая пожирать глазами Лейлу.

– Где тебя носило?! – вскричал он.

Ее вид – абсолютно невредимой – принес ему облегчение, но и раздражение одновременно. Впрочем, нет, даже не просто невредимой – торжествующей! Она сияла как медный таз и улыбалась так широко, как крайне редко улыбалась и в иные, более спокойные времена.

– Из библиотеки! Я же вчера сказала: сегодня весь день буду копаться в архивах, пока ты исполняешь свои «победительские» обязанности.

Малик залился румянцем и натянул рукав пониже – до самого запястья. Ну, вот, опять он распсиховался безо всякой причины.

– Ты обещала явиться до заката.

– Ну, потеряла счет времени. Не за всеми, знаешь, бегают слуги и напоминают, что пора заняться то одним, то другим.

Лейла картинно закатила глаза, и Малику уже в который раз подумалось: не родись они в одной семье, вряд ли понравились бы друг другу или подружились.

– Короче, слушай. – Она выудила из своей кипы один свиток и зачитала: – «Кеннуанцы верили, что мощь священной реки Гоньямы напрямую связана со здоровьем и благоденствием фараона. Сохранились свидетельства, что ближние советники правителя приносили реке человеческие жертвы. Принесенные в жертву люди как бы «делились» своими телами, физическими оболочками с потусторонними силами, а те, в награду, обеспечивали процветание и продолжение фараонова рода».