Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Юноша почувствовал, как все магическое в нем застыло, вернулось в состояние глубокой заморозки. Задыхаясь, он упал на колени. Годы насмешек, побоев и взбучек вновь брали реванш. В его детстве часто после очередной гневной тирады папа вдруг странно замолкал. Часто это означало: впереди – гораздо худшая буря.

– Хочешь посмотреть на сестру? – со страшным спокойствием в голосе спросил дух.

Малик был слишком испуган, чтобы отвечать. Идир опять махнул рукой, и в пространстве между ними сгустились тени. Потом они расступились. Позади во плоти стояла, широко раскрыв глаза от ужаса, Надя.

– Малик!

В этот момент весь мир мог разлететься на части и провалиться в тартарары – Малик бы не заметил. В мгновение ока он вскочил на ноги и простер ладони к маленькой сестренке. Но, увы, не успел он до нее дотронуться, как тельце ее с отчаянным воплем дернулось вверх, а затем тени угодливо опустили его на протянутые руки Идира.

– Нет! Не надо! – кричала девочка, барахтаясь в беспомощных попытках высвободиться из тисков обосуме. – Пусти! Уйди!

– Отпусти ее! – воскликнул Малик и инстинктивно рванулся вперед, чувствуя, как неуправляемая магическая сила вновь заклокотала в нем, готовая в любую секунду прикончить, задушить своего носителя.

– Видимо, в прошлый раз я высказался недостаточно ясно. – Когти Идира в зловещем танце бегали по нежной Надиной шейке. – Если ты не выполнишь моего задания, я этой деточке горло распорю. И весь остаток жизни ты каждую минуту будешь вспоминать о том, как мог спасти сестру, но не спас!

– Нет! – взвизгнула Надя, и по ее личику побежали крупные слезы. – Малик, прошу тебя! Не бросай меня! Помоги!

– Ты все понял? – переспросил дух так тихо, что сердце сжалось.

Малик утратил способность думать. И даже дышать.

– Понял!

Губы Идира растянулись в улыбке. Пожалуй, Малик не видал более отвратительного зрелища.

– Ну, славно. Больше и говорить не о чем. Удачи на втором испытании, победитель Адиль.

Метка снова заняла свое место под кожей юноши. На сей раз он не пытался сопротивляться, а только смотрел и смотрел, не отворачиваясь, на Надю, пока она не скрылась за туманной дымкой. И даже очутившись опять в тишине и покое молельни в Лазурном саду, он продолжал физически ощущать ужас, пылавший в ее глазах.

Подняв наконец голову, Малик по длине прогоревших наполовину свечей понял, что прошло много часов. Значит, до начала испытания осталось совсем немного. Он с трудом поднялся на ноги. Призрачный Клинок пульсировал в районе запястья. К черту этот Солнцестой, к черту липовую маску победителя – надо найти Карину и покончить с делом немедленно. Кажется, Идир сдержал обещание: физически Надя пока никак не пострадала, но это отнюдь не повод полагаться на милосердие обосуме в течение долгого времени.

Однако открыто нападать на принцессу сейчас – не умнее, чем раньше, в канун Солнцестоя. Безрассудство гораздо скорее приведет к гибели его самого, чем Карину, и уж точно никого не спасет.

Не понимая толком, что ему делать, Малик отер пот с лица и поднял взгляд на изображение своей божественной покровительницы. Знакомые черты Аданко внезапно разбудили в нем воспоминание. Это произошло примерно пол его нынешней жизни назад. Тогда еще папа не оставил надежды вырастить из сына охотника – такого же, как он сам.

– Дураки за зайцами гоняются сами, оттого у них за столом всегда миска пуста, – назидательно изрек папа, демонстрируя юному Малику, как правильно расставлять силки. – А умный ловец и не пытается «убедить» зайца, что опасности для него нет. Умный ловец заставляет его попасться в ловушку, даже не скрывая, что это ловушка.

Юноша опустил взгляд на свою потрепанную кожаную суму – весьма жалкое зрелище.

До сих пор он за Кариной именно гонялся. Пытался сам проникнуть в ее мир. Но так ему точно не поймать эту молодую зайчиху – в естественной-то для нее среде обитания, где она привыкла видеть опасность за каждым «кустом» и беречься от нее.

Но что, если не гоняться, а подстроить так, чтобы она сама пришла? Подманить?

Раньше Малик изо всех сил старался отогнать картины недавней облавы, стереть их из памяти. Теперь же, наоборот, принялся ожесточенно копаться в них и наконец «наткнулся» на один эпизод, когда Карина с особым вниманием, даже упоением внимала его красочным описаниям различных способов избавиться от головной боли. Ага. Вот, значит, чем можно привлечь ее внимание – историями. Увлекательными и полезными рассказами.

Малик повертел в руках суму. «Много-много лет назад, в незапамятные времена, когда не родилась еще на свет твоя бабушка, и даже бабушка твоей бабушки, проходила по городу Гиена с сумой – вот примерно такой же, как та, что сейчас держу я…»

Воздух вокруг Малика вдруг как-то потеплел, сгустился, и перед глазами его заклубился сонм образов. Пот все еще стекал тонкими струйками с его бровей, но мысли были уже далеко – в них расцветал пышным цветом план. План действий на второе испытание.

Слишком долго он наслаждался и тешился лаврами победителя. Даже вот вчера вечером – видите ли, так обольстился Карининой добротой, что рука у него дрогнула. Больше это не повторится. Больше Малик не позволит себе забыть о единственной цели своего пребывания в Зиране. Ни на секунду.

Пустельгу хоронили тихо и тайно.

В домовом храме Ксар-Алахари присутствовали только жрица, проводившая ритуал прощания, Карина, Фарид и члены Совета. Время тоже выбрали необычное – последние часы перед заходом Солнца вместо глубокой ночи, как было принято. Просто не было другого выхода – второе испытание должно начаться на закате, а жрица энергично настаивала: долее откладывать службу, мол, нельзя.

Карине казалось, что победная партия в вакаму и крики тысяч зрителей – все это происходило не сегодня утром, а давным-давно, много месяцев назад, – теперь все ее мысли и чувства были поглощены только манипуляциями жрицы над маминым телом перед погребением и мерцающими, пляшущими тенями от светильников в холодной комнате. Когда ее пригласили выйти вперед и принять из рук служителя сосуд с жидкой глиной, девушка подчинилась без единого звука. От кувшина исходил едва ощутимый аромат шафрана.

Обыкновенно, по зиранскому обычаю, члены семьи усопшего по очереди наносили на его останки особые знаки, призванные символизировать дары, необходимые человеку в далеком путешествии до Обители Тысячи Звезд. У Пустельги остался единственный близкий родственник – Карина, так что ей предстояло нанести их все.

Она окунула пальцы в теплую глину и изобразила на маминой правой щеке знак мира, а на левой – знак мудрости. Знак здоровья – на лбу. Силы – на подбородке. Прежде чем перейти к знаку покоя и умиротворения, девушка остановилась. Десять лет прошло с тех пор, как Пустельга обхватила своей большой рукой Карину и слегка приподняла дочь, чтобы та могла нарисовать этот знак на груди Ханане.