Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Принцесса едва удерживалась от того, чтобы метнуть сосуд в жрицу и убежать куда глаза глядят. Но она заставила себя закончить церемонию, после чего буквально бегом вернулась на свое место, старательно «не замечая» остекленевших глаз Фарида и слез на щеках Великой визирши Дженебы.

Для печали нет причины. Все это – только на время. На короткое время. Не пройдет и нескольких дней, как они с Пустельгой будут вместе смеяться и радоваться жизни, как радуются ей все дочки и матери во всем мире.

После прощания члены Совета принимали клятву совершить полноценный официальный обряд захоронения Пустельги, как только окончится Солнцестой. Принцесса в ответ молча кивала. Потом один за другим вельможи покидали помещение. В конце концов кроме нее остался только Фарид. И мамино тело. Раны у Карины ныли, но как-то приглушенно – таким же казалось и абсолютно все вокруг.

Фарид остановившимся взглядом созерцал белоснежный саван Пустельги. Его собственные траурные одежды болтались на нем, как на скелете, и блестели ярко, как кости, высушенные солнцем пустыни.

– Я знал вашу маму лучше, чем свою, – прошептал он.

Карина навострила уши. Случаи, когда Фарид просто так, без надобности упоминал в разговоре своих родителей, за всю жизнь можно было пересчитать по пальцам. Принцессе было известно только, что они служили дипломатами, близко дружили с Пустельгой и Баба, а затем погибли при бандитском нападении. Их сыну тогда исполнилось только семь лет.

– Знаете, что сказала мне ваша мама в тот день, когда я впервые переступил порог дворца?

Карина покачала головой. Царствующая чета взяла его под опеку еще до ее рождения, так что девушка вообще не могла вообразить себе Ксар-Алахари без Фарида.

Он вздохнул:

– Она сказала, что по-настоящему мы своих умерших родных не теряем. Надо только понять, в какой форме они остаются с нами. В каком смысле. Это определить можем только мы сами.

Карина ощутила гадкий укол ревности. Ее саму после ухода Баба с Ханане мама так не утешала. Да вообще никак не утешала. Этот странный приступ отторжения от покинувшей ее Пустельги больно ранил принцессу, но стыд, пришедший сразу следом, жег во сто раз хуже. Что же она за дочь, если смакует обиды на мать у ее смертного одра?

Фарид закрыл ладонями глаза.

– Конца и края этому нет… – Затем он опустил руки и повернулся к ней: – Карина, а ведь вы могли погибнуть.

– В вакаме смертельных исходов не бывает, – успокоила его принцесса. – Разве в противном случае позволяли бы играть в нее детям, как ты думаешь?

– Я имею в виду вчерашний вечер. Когда вы улизнули из замка без охраны. Вот когда вы могли погибнуть! – Голос Фарида надломился, и звук эхом раскатился по каменным стенам. – Я уже потерял всех, кого любил на этом свете. Что мне делать, если я потеряю и вас?!

Он пробежал пальцами по темно-каштановым волосам. В этот миг перед Кариной стоял не управляющий дворцовым хозяйством и не могущественный вельможа, а просто человек, понесший множество тяжких утрат.

Как и она сама.

Девушка протянула к нему руку и разомкнула губы, но запнулась, не зная, что сказать. Тот паренек, Адиль, победитель Сигизии Жизни, так легко и непринужденно утешил ее тогда, после облавы, успокоил… Она решила взять с него пример, скопировать его интонации, хотя все еще злилась на наглеца слишком горячо, чтобы долго о нем думать.

– Обещаю в ближайшее время больше никуда не уходить. – Превозмогая боль, Карина заставила себя усмехнуться. – И вообще, от меня всегда столько неприятностей, что, когда я доберусь до Обители Тысячи Звезд, Великая Мать, вместо того чтобы приноравливаться ко мне, предпочтет отослать меня обратно.

Губы управляющего дернулись, готовые расплыться в улыбке, но остановились на полдороге. Вместо этого его лицо тут же приняло столь хорошо знакомое Карине выражение неусыпной опеки.

– Сильно сомневаюсь. В любом случае такое полное пренебрежение требованиями элементарной безопасности должно прекратиться раз и навсегда.

– Ну конечно. Я ведь последняя из Алахари. Понимаю. Пока последняя .

– Дело не в этом… – Фарид осекся, словно слова, которые он собирался из себя выдавить, причиняли ему физическую муку. – Часть меня отошла в мир иной вместе с Ханане. С тех пор как ее нет, не проходит дня, чтобы я не размышлял, не спрашивал себя: следовало ли сказать… сделать хоть что-то иначе раньше, когда казалось, что у нас с ней впереди еще уйма времени. Ни дня не проходит, чтобы в моей голове не раздавался ее голос, как будто… словно…

– Словно она здесь, среди нас, – закончила фразу Карина.

Управляющий кивнул.

– Словно она здесь, среди нас. – Он покачал головой и снова вздохнул. – Я похоронил своих родителей, Ханане, вашего отца, вашу мать. Не заставьте меня похоронить и вас.

О подобных вещах они раньше никогда не говорили. Внезапно возникший миг близости ощущался таким пугающе хрупким, что разрушить его, пожалуй, можно было одним только фактом его осознания.

– Она тебя любила. – Больше ничего Карине в голову не пришло. – Вероятно, не в том смысле, в каком ты хотел бы. В каком ты нуждался, но… она любила тебя.

Фарид сделал вдох такой глубокий, что, казалось, высосал из комнаты весь воздух.

– Я знаю. И я бы отдал все, чтобы ее вернуть. Хотя бы на день.

Порыв рассказать ему все об Обряде Воскрешения, как огнем, обжег Карине язык – однако она сдержалась. Не только потому, что Фарид, несомненно, осудит всякое использование запрещенных волшебных техник, но и… Такой разговор ведь и саму ее приведет к неизбежной мучительной мысли: какое право имеет она из всех людей, покинувших этот мир, возвращать в него лишь одного… одну?

Закончится Солнцестой – и в Зиране появится царь. Только один на всю ее, Каринину жизнь, только один шанс поднять человека из мертвых. Только одного человека. Кого именно – выбор сделан. Он был сделан в то самое мгновение, когда она увидела, как свет в глазах Пустельги померк.

Но сейчас Фарид стоял перед ней такой беззащитный, такой сломленный, что она не удержалась и выпалила:

– Я думаю, в Совете измена.

– Что?

Не успели эти слова слететь с ее губ, как она уже пожалела о них. Обещала же Карина Старшине Хамиду держать язык за зубами. О предателе – ни слова никому. Но Фарид ведь не «кто-то». Фарид – это Фарид. Он был рядом, когда она в первый раз сломала себе хрупкую детскую косточку. Он слушал ее ученическое бренчание на струнных инструментах, когда юная принцесса едва чувствовала разницу в длительности нот и пауз. Он – ее последняя уцелевшая родня.

– Старшина Хамиду после церемонии открытия сообщила мне, что обнаружены тела всех слуг, имевших доступ в сад Пустельги, – пояснила Карина. – Значит, за убийством стоит кто-то хорошо знакомый с дворцовым распорядком и точным расписанием смен персонала. Ну, или как минимум такой человек передал эти сведения злодеям.