Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Выразительный взгляд Тунде упал на черный фингал под глазом Малика.

– Ну что, мы одни. Может, на меня тоже чудище напустишь потустороннее, чтоб сожрало, – и дело с концом?

На сей раз за шутливым тоном приятеля скрывался настоящий страх, но его соперник решительно не знал, как ответить, чтобы не испортить все еще больше. Он хотел молча отвернуться, но Тунде сжал его плечо, да так, что Малик пошатнулся.

– Э нет, подожди! Неужто ты мне ничего не скажешь, не признаешься? Не откроешь своего… секрета ?

Малик стряхнул руку Водного победителя. Тот покачал головой:

– Если не объяснишь, я тебе ничем не смогу помочь!

Малик пристально всмотрелся в лицо единственного в его жизни человека, которого он назвал в душе другом. При следующей встрече один из них будет уже царем.

– Знаешь, возможно, ты взялся помогать не тому, кому стоило, – сказал он и стремглав побежал по правой дорожке.

Малик с самого начала приготовился отмечать в памяти все повороты и был обескуражен их отсутствием на протяжении слишком уж долгого времени. Путь пролегал идеально прямо. В легких уже клокотало от долгого вдыхания сырого тумана. Сколько времени прошло – одни боги знали.

Вернувшись в очередной раз на пару шагов – проверить, не пропустил ли поворот, – он споткнулся и сразу провалился в густую тьму.

Попытавшись подняться, юноша наткнулся рукой на что-то плоское. Доска? В ноздри пахнуло прелостью с примесью пота и мочи – о, этот «аромат» Малик не забудет до конца своих дней. Он находился в крытой повозке, а точнее – в ее потайном отсеке. В таком же они с сестрами пересекали Оджубай. Тут старый фургон накренился и вдавил его в другого пассажира, сзади, и тот, точнее, та издала горестный писк… писк, опять-таки, знакомый Малику, месяцами звеневший в ушах… Неужели он очутился в той самой повозке?

Но каким образом?!

– Надя! – вскрикнул Малик, но… тельца сестренки под боком не обнаружилось, оно не прижималось к нему, как тогда . И вообще было так тесно, что с живота на спину не перевернешься. Каждый вдох походил на глоток гнилой болотной воды, затхлый воздух до горячих слез резал глаза.

Рассказы о смельчаках, которые рискнули отправиться в путь через Оджубайскую пустыню, передавали из уст в уста все эшранцы. Большинство из них погибало под палящим солнцем от теплового удара, или их ловили и продавали в рабство торговцы живым товаром, или их постигала еще какая-нибудь страшная участь, и оставались от них только печальные предания. И как только им троим удалось выжить, когда столько их предшественников сгинуло на этом пути?

Малику хотелось кричать, но что толку? Даже если кто услышит, на помощь не придет. Надо же, какая ирония судьбы: в конце концов юноша найдет свою смерть не от голода и нищеты, не от рук зиранских воинов, а здесь, в старой прогнившей колымаге, где он сдавлен со всех сторон так, что весь воздух мало-помалу выйдет из легких, а с ним – душа из тела. И никогда больше не увидят его мама и Нана. Никогда больше не пойдет он в школу, не увидит Зиран…

Стоп. Зиран он уже видел. Гулял по площади Джехиза, танцевал на искусственном пруду, отбивался от серпопарда…

Тогда все было по-настоящему. А вот сейчас – нет!

Повозка накренилась снова, и снова кто-то тихо захныкал рядом. Изловчившись и поелозив немного, Малик достал Призрачный Клинок и принялся пилить под собою доски. Довольно скоро получилось отверстие, достаточно широкое, чтобы выбраться наружу. Однако бескрайних золотых песков он не увидел, его сразу обволокло клубами все того же холодного тумана, повалившего в кибитку. От неожиданности он даже замер, заколебался – вылезать или нет, а к нему меж тем отовсюду потянулись десятки рук.

– И нас, и нас! – стонали из темноты. – И нас возьми с собой!

Малик сразу ощутил острый укол вины – как сможет он оставить тут всех этих несчастных, заведомо зная, что ждет их в конце путешествия? Надо остаться, надо что-то придумать…

Нет . Ведь это только зрительно-слуховая иллюзия. Воспоминания, воплощенные в материальную форму. Настоящие персонажи этих воспоминаний – далеко за пределами досягаемости, и им юноша при всем желании уже никогда не поможет. Этот лабиринт настраивает против него его собственный разум, но Малик не поддастся. Надо держаться.

Ради Нади .

Усилием воли разогнав призраков, он выпал из фургона наружу и кубарем с закрытыми глазами откатился прочь. Снова открыв глаза, он обнаружил, что лежит на спине… у себя дома.

Малик встал на ноги и со смесью удивления и тоски обозрел жилище из своего детства. Провел руками по низенькому столу, где Нана заставляла его часами писать зиранские прописи, хотя сама не умела их читать. Вечер за вечером, когда все остальные уже засыпа́ли, под строгим надзором бабушки мальчик выводил букву за буквой, слово за словом, пока не научился делать это не хуже коренных зиранцев.

А вот – потрепанный, с изодранной обивкой диван, сидя на котором мама часто – за очень умеренную плату – плела косы деревенским девушкам. И именно возле этого дивана ровно пять лет назад она собрала их всех – Лейлу, Нану, хнычущую малютку Надю – у ног старшего брата, чтобы сообщить печальную весть: папа не вернется из очередной поездки. Он вообще никогда не вернется. Но у них все равно все будет хорошо. Мамин запах – смесь кокосового масла с пальмовым – все еще витал здесь в воздухе.

Такой маленький домик. Меньше даже самых скромных в Зиране. А для Малика – целый мир. И каждая трещинка в деревянной стене, каждая вмятинка в глиняной посуде – частичка детства, столь же счастливого, сколь и полного невзгод.

Однако, хотя вещественные напоминания о родных окружали его со всех сторон, их самих нигде не было видно.

– Эй! Тут есть кто-нибудь? – неуверенно позвал Малик.

Мир вокруг содрогнулся.

Горшки с грохотом попа́дали с полок, с потолка, окутав Маликово лицо слоем пыли, посыпалась штукатурка. Он проворно нырнул под стол, но толчки неизвестного происхождения продолжались. Что это, землетрясение? Инстинкт сиреной выл: беги отсюда со всех ног, но куда убежишь с поверхности земли? А ведь угрозу представляет сейчас именно она.

Когда наконец парень решился выскочить из дома, рядом кто-то всхлипнул:

– Малик!

Голос матери. Все мысли о собственном спасении исчезли.

– Мама!

Тут перед ним разверзлась какая-то широкая трещина, почти пропасть, однако он, отчаянно стуча зубами, перепрыгнул ее. Сын почти уже добрался до подвала, откуда доносился мамин крик, но тут его перекрыл второй – из умывальни:

– Малик, сюда!

Нана. Он развернулся на девяносто градусов и понесся на зов бабушки, и вот юноша уже близко, но где-то на задах дома теперь стенает Лейла. Потом к ней присоединяется Надя. Потом уже все вместе, с разных сторон, они молят его о помощи. Малик замер на месте. Нана – старше всех и немощней, так что, пожалуй, ее нужно выручать первой, но если погибнет мама, так и не дождавшись его, он же не сможет с этим жить! Ну, а Лейла? Старшая сестра ни от кого никогда не ждет подмоги, а от брата в последнюю очередь. Надя же – самая младшая, самая беззащитная, вот уж кто сам точно не выберется отсюда, так это она.