Людмила Ардова - Путь интриг

О трактирных драках, поединках, взаимных оскорблениях нам часто рассказывала троица из дома Орантона, но 'шипов' там никто не задевал.

Но вот, теперь и графа Лону стали приглашать на поединки, и отказаться он не мог. Дважды он дрался с мадарианами, один раз с неберийцем.

Болтали, что Аров-Мин убил на Веселой Горке двух неберийских рыцарей. Молодые, полные сил, достойные дворяне — гордость своих родителей. Происходит что-то дикое. Но трудно…. в том, с какой неумолимой жестокостью благородные истребляют себе подобных.

— А вот вы, преданные люди принца, — язвительно говорит Алонтий Влару, — почему-то пренебрегаете местом, где мадариане и неберийцы ведут себя самым наглым образом. В этом можно усмотреть либо недостаток смелости, либо недостаток ума.

— Полегче, Алонтий, — урезонивает его Флег. — Принц просил нас не лезть на рожон и действовать осторожно, не подвергая орден опасности.

— А вот теперь принц совсем иного мнения, — процедил Алонтий, — после известных вам событий. (Он имел ввиду убийство эрц-герцогини). Таннах считает, что если вести себя с королевскими лизоблюдами подобострастно, то скоро принц крови будет на правах королевской гончей.

— Что вы предлагаете, Влару? — нахмурился Брисот.

— Разнообразить ваше меню. Даже врачи придерживаются мнения, что всякое однообразие вредит здоровью. В 'Хромой обезьяне' готовят весьма вкусных фазанов по-бирмидерски, а запеканка — просто объеденье.

— Но мне там однажды подали плохое вино! — возразил Паркара.

— Это было однажды. И кстати, кто дал право этим наглецам называть нас сорняками, облепившими королевский дом!

В общем, Алонтию удалось подбить нас на обед в трактире 'Хромая обезьяна'. Сам он каким-то непонятным образом устранился. Кажется, в последний момент нашлась очень важная причина, из-за которой он пожертвовал роскошной едой в нашем обществе.

Возле 'Хромой обезьяны' мы повстречали знакомых: графа Лону и Рамзона Декоприкса. Они пригласили нас присоединиться к ним. В трактире уже собралась шумная компания. Все те же лица — Саконьен, Фесгевон, Ржобен и Бларог — наиболее наглые из мадариан. Были еще и другие. Они уже порядком напились и орали на весь трактир.

— Что-то здесь шумновато, — брезгливо оглядывая помещение, сказал Караэло.

— Что ж, попробуем этих хваленых птичек, — сказал Паркара, — эй, трактирщик, принеси-ка нам вина, да смотри, чтобы оно не было таким кислым как в прошлый раз, а то мы тебя самого поджарим как фазана.

Едва мы притронулись к пище, как к нашему столу подошел Саконьен, и вид его не предвещал ничего хорошего.

Лицо его было искажено злобной гримасой, куртка расстегнута и из-под ремня вылезла рубашка, одна манжета была оторвана.

Он явно переусердствовал с вином, и оно ударило ему в голову, потому что сразу было заметно, что он искал ссоры.

— Мое почтение, почтеннейшие кэллы, — начал он говорить вызывающе и нарочито громко. Он стоял, чуть пошатываясь, и смотрел, не отрываясь в глаза Рамзону.

— Собрались, значит, в нашем добром заведении, чтобы отметить свой обман, кэлл обманщик, и привели своих друзей, надо полагать, таких же обманщиков, как и вы сами!

— Что это с вами, Саконьен? — резко спросил Рамзон, — вы пьяны?

Ему было неприятно поведение барона, и он явно не понимал, почему его внимание обращено на него.

— А как же! Продать мне больную лошадь! Такие штуки даже жадные крестьяне в плохой день на ярмарке себе не позволяют. А вы! Благородный элл!

— О чем это вы? — рассердился Рамзон, — что вы несете?

— Что я несу? Вот все эти кэллы, — он повел рукой в сторону своих собутыльников, — свидетели: конь, которого я вчера купил у вас, сегодня мучается жуткими коликами и вот-вот сдохнет! Вы ничего не хотите мне объяснить. Хотя чего тут объяснять! И так все понятно — заметили, что лошадь больна и решили побыстрее избавиться от нее!

— Клянусь, что ничего такого и не думал, — вскипел Рамзон, — и я, в самом деле, не понимаю, в чем дело. Моя лошадь была совершенно здорова, в великолепном состоянии — и вы это видели, когда ее покупали! Мне, честно говоря, было даже жаль расставаться с конем. Но содержать сразу трех коней накладно, только поэтому я предложил гнедого вам, зная, что вы подыскиваете себе коня.

— Как бы не так!

— Вы испытывали коня. Проскакали на нем все утро, и видели, что он в отличной форме. Как вы теперь можете утверждать, что я подсунул вам плохую лошадь?! Может, с ней приключилось что-либо на вашей конюшне? Допросите-ка лучше вашего конюха.

— Ну, уж, нет! Так легко ты от меня не отделаешься! Восемьдесят золотых баалей, получается, что я их выкинул на ветер?

Но я не только из-за них зол! Меня, благородного человека, вздумали провести как какого-то сэлла! Нет, кэлл Обманщик, вы ответите мне за это.

Рамзон схватился за меч, Саконьен вытащил свой клинок из ножен. Они встали друг напротив друга и готовились к драке.

— Нет, Рамзон, нет! Так не годится! Король запретил устраивать поединки в черте города! Надо идти в другое место, — сказал Брисот.

Саконьена не стали удерживать его приятели. Они стали орать и подбивать его на драку.

— Вот так пообедали, — хмыкнул Паркара, — может, ты проспишься сначала, Саконьен, а потом будешь драться, как подобает благородному.

— А это еще, чей голос прорезался? — заорал Бларог, — он был самым грубым и тупым среди всей этой толпы.

— Мой голос, может, и прорезался, только, в отличие от твоего, он говорит разумные вещи!

— А это мы сейчас посмотрим, — прохрипел Бларог и тоже вцепился в рукоятку меча.

Столы оказались тотчас перевернуты, и к воплям хозяина присоединилось улюлюканье зрителей.

И вместо благородного фехтования началась обычная трактирная драка, в которой мечи уступают место скамейкам и бутылкам.

Рамзон сразу же выбил меч из руки Саконьена, но тот взялся за тяжелые предметы, попадавшиеся ему под руку и метил ими в противника.

Вся эта безобразнейшая потасовка закончилась тем, что у Фесгевона была сломана рука, Саконьена вырубил глиняным кувшином, подкравшийся сзади, Паркара, а на Бларога он вылил половник горячего жира и всадил в его ляжку кухонный нож, Ржобен и несколько других неизвестных нам мадариан получили чувствительные удары по всем болевым точкам. И оказались связанными спинами друг к другу и усаженными на пол. К тому времени, как пожаловал отряд королевской стражи, в 'Хромой обезьяне' уже были водворены мир и покой.

На меня, злорадно улыбаясь и, надо думать, предвкушая удовольствие от встречи со мной, смотрел капитан Фантенго.

Еще бы — у него появилась возможность устроить мне мелкие неприятности!

— Кто зачинщики? — спросил он хозяина, даже не обращаясь к нам.