Гильберт Бриссен - Librum Fraudatori

- Не вижу здесь ничего любопытного.

- Неужели? Но ведь это так чувственно, так драматично — верная спутница сторожит покой хозяина, пока он уединился с ее злейшим врагом!

- Говори что хотел и убирайся.

- Вижу, даже рядом с таким вежливым медиумом ты не научилась сдерживать свой острый язык. А может, и не научишься уже.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты и сама догадалась, пожалуй. Твой медиум завел новую подружку и рано или поздно заключит контракт уже с ней.

- Что за невероятный бред, демон.

- Как будто неясно, что он в нее влюблен. Сама посуди, кто привлекательнее для молодого человека — парнишка в шляпе или такая, как она?

- Берегись, кролик. Однажды я до тебя доберусь и ты за все ответишь.

- Ну, ну, я же добра тебе желаю. Как и всем вам. Оттого и предупреждаю заранее.

- Ты забываешь, что я буквально держу руку у него на пульсе. Если бы ты был прав, его тело выдало бы чувства тысячей признаков.

- Ну, ну, я всегда заглядываю немного вперед. Стоит ему ненадолго задуматься — и ты проиграешь.

- Лаплас!

- Неужто начинаешь понимать? Ты была нужна ему раньше, и он мог действительно быть верным тебе, но теперь–то он может идти дальше?

- Я не собираюсь выслушивать твои безосновательные выдумки.

- Что ж, закрывать глаза — твое право. Но сама подумай, как долго можно терпеть рядом ту, у которой и тела–то своего нет.

- Убирайся вон.

- Вижу, твое упрямство не знает границ. Или ты слишком меня недолюбливаешь. Впрочем, мне пора. Лучше пусть сестрица попытается тебя образумить.

- Суисейсеки?

- Я посмотрю, как ты будешь объяснять ей то, что она сейчас здесь увидит.

- Будь ты проклят, Лаплас!

- Давно уже. Увидимся, Четвертая!

Соусейсеки сжала зубы, стараясь не заплакать. Разве можно было сказать, что демон неправ? Разве была возможность возразить? Мастер…ее мастер, как же все так вышло, почему? Отдавать ему все, что можно, помогать и защищать, заботиться…мало? Но ведь нет других объяснений, нет поводов, кроме очевидных. И жаловаться не на что — он так много сделал, что заслужил счастья, пусть даже и с ней… Нет, нет, нельзя так думать! Ведь еще ничего не случилось!…но вот они, сплетенные серебром, и нужны ли другие доводы? Что, что теперь делать…

- Соусейсеки, что случилось? Почему…А ЭТО ЧТО ТАКОЕ ЖЕ?!!

- Если ты не будешь шуметь, я попробую объяснить.

- Это же Суигинто…и твой новый медиум! Что тут происходит?

- Мы сражались, и она почти убила меня. Снова. Медиум обманул и победил ее.

- Человечишка победил злобную Суигинто же?! Но почему она здесь?

- Его оружием было нечто непростое. Я не знаю, что, но она почти лишилась рассудка.

- Как будто он у нее раньше был! Но все равно…

- Дай мне закончить. Победа осталась за нами, но он не смог бросить ее там.

- Глупый человечишка! Принес в дом такого врага!

- Он сказал, что попробует договориться с ней и забрать свое…оружие. И вот сейчас, связанные его чарами, они ведут переговоры — во сне.

- Суисейсеки совсем запуталась же! О чем с ней говорить, зачем спасать — не понимаю!

- И я…не понимаю. Но так решил мастер.

- Ты всегда позволяешь своим медиумам слишком много же! Не будь такой послушной, поставь этого дылду на место и пусть на коленях выпрашивает прощение!

- Знаешь же, что я не могу так, Суисейсеки. Мне так много нужно вернуть…

- Пойдем, пойдем со мной к нашему медиуму! Шинку будет рада встретить тебя снова, и Нори приготовит цветочных гамбургеров! Все будет как раньше!

- Не могу. Я должна помочь мастеру…я обещала. Но мы обязательно зайдем, может быть, завтра!

- Соусейсеки, ну вот всегда так же! Суисейсеки совсем не расстроена, и вовсе не собираюсь на тебя обижаться, но…

- Не дуйся так, Суисейсеки. Все будет хорошо.

- Я…я…я никогда–никогда тебя не брошу, сестрица! Будь ты призраком или еще кем угодно, мы все равно будем вместе! — Суисейсеки крепко обняла Соу, — Обещай, что больше никогда не будешь так вести себя, как тогда, раньше!

- Обещаю. Игра для меня закончилась, и…

- Тогда и для меня закончилась! Не нужна Суисейсеки эта глупая игра, если тебя не будет!

- Ты еще станешь…Алисой, сестрица. Кто, если не ты?

- Ну конечно же!..Но постой…

- Нет, все хорошо. Все верно.

- Я..я бы осталась тут дольше, но Шинку и остальные…

- Понимаю. Передавай им привет.

- Обязательно же! Скоро увидимся, и надеюсь, твой дылда уже перестанет якшаться со всякими…

- Надеюсь.

Медленные движения пальцев плели сети мерцающих знаков, проникали вглубь пластов чужой и чуждой мне кукольной памяти, чувствительными черными кончиками светящихся нитей погружались в лабиринты ассоциаций и трещины самоограничений. Странно было воспринимать это так, но пульсация нитей сливалась в тихую мелодию, а следы моего оружия казались диссонансом. Неторопливо, но верно, я шел по следу собственноручно выпущенного хищника, отыскивая все его норы и логова. Все сложнее было удерживать необходимую концентрацию. Теперь звук уступил место обонянию — и порчу приходилось буквально вынюхивать изнутри, что не добавляло особой радости.

Суигинто честно старалась не сопротивляться, но иногда ее острые мысли больно задевали расплевшиеся пучки серебра. Теперь я понимал, что Лаплас не соврал, когда говорил, что возможно стать ее медиумом. Но долго эта мысль не продержалась — очередные искрящиеся плети провалились в особо крупную каверну — по–видимому, тот самый слой памяти, в который я тогда вторгся.

Необычно было чувствовать, как серебро проникает и в мой собственный разум, стараясь и там найти следы воспоминаний. Не знаю, как долго длилась эта кропотливая работа, но наступил момент, когда стало ясно, что на большее сил не хватит. Теперь со стороны мы выглядели пушистым комком паутинок — и каждая удерживала под контролем свою мысль.

«Сейчас может быть больно» — при таком контакте говорить вслух было излишне. Собственно, и мысль эта передалась быстрее, чем фраза, и ответ на нее, но без слов было неудобно. «Заканчивай, что начал, я не неженка». Что еще можно было ожидать–то?

Где–то изнутри клубка, там, где билось его призрачное сердце, стал пробиваться багровый свет. Нити краснели, нагревались, дымили. Словно диковинный механизм, пульсировали знаки, прижигая гниль раскаленными печатями. Я стирал свое «оружие последнего шанса», стирал, быть может, грубо и по–варварски, но основательно и безвозвратно.

После первой волны жара мне удалось собраться с мыслями и обезболить остальные. После пятой я поймал себя на том, что удивляюсь живучести собственных представлений о физических реакциях — расширившиеся зрачки, холодный пот, бледность были не более чем данью человечности во сне.

После двадцатой мы уже спали, спокойно, словно уставшие дети. Договор вступил в силу.