Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.

- Я не знаю, как там и что - а ехать надо! Надо - и точка! - стучал по столу кулаком первый шляхтич.

И, хлебнув еще темного пойла, перегнулся через стол и горячо зашептал своему собеседнику:

- Вот что мы тут с тобой видим, а? Места все при дворе еще при старом князе Любарте, пусть земля ему будет пухом, были заняты до единого. Думалось мне, когда сынушка его на трон усядется, так глядишь, и нам бы на старость чего бы перепало. Ан нет - пришел Ольгерд Любартович, да еще и выводок свой молодой весь за собою привел. Они хоть и зеленые, а прыткие оказались не по годам - быстренько всё взяли в кулак, старичьё всё повыпихивали да повыпроваживали на покой. Подмели и съели всё подчистую при дворе - чужие теперь туда и не суйся. Прямо как волчата голодные, право слово!

- Да уж, да уж, - кивал его напарник, также изрядно посоловевший от перебору хмельного. - Уж ежели сам Кориат Довмонтович, правая рука старого князя, не усидел - что уж про остальных и баять!

И махнул рукой.

- Вот-вот, и я о том же, - говорил первый шляхтич. - куда уж нам с этими зубастыми молодцами тягаться - не успеешь и моргнуть, как и самого сожрут с потрохами. Надеяться тутова нам с тобой, друже, вовсе и не на что.

И, хлебнув еще из замызганной кружки, заговорщицки оглянулся по сторонам и зашептал:

- Но говорят, Кориат Довмонтович вовсе не на покой уходит - и не послом его куда в захудалую землишку какую зашлют. Новый князь его своим наместником посылает - в Земиголье. И зовет Кориат Довмонтович с собою людей всех верных - да не токмо и верных, а вообще, всех, кому тут житья вроде как и нет, и не будет.

- Да ну? - удивился второй. - Так Земиголье это, говорят, глухомань еще та - чащоба, болот да буреломы одни. Что там делать-то?

- Как - что? Начать всё сызнова, сыграть с судьбой в кости еще разок. Авось и нам счастье выпадет!

- Ага, держи карман шире, - рассмеялся его собеседник. - Много тебе от жизни тут перепало счастья-то? Всю жизнь то служил, то прислуживал - а сейчас так и вообще, непонятно кто и есть таков. К пятому десятку подбираешься - а всё в кости норовишь с судьбой играть! Вот и доигрался, что ни кола у тебя, ни двора - а уже седина в висках!

- Так что думаешь, друже, об этом? Не по нраву тебе, как я погляжу, затея эта?

- Да никудышное, по-моему, дело - вот что я обскажу. Что здесь нам ничего не светит, что там. Только тут, хоть и болото - да привычное, родное. А в той трясине незнаемой, гляди, и утопнуть-то вовсе можно.

- Так на новом месте тебе и все карты в руки! - сказал первый шляхтич. - как себя покажешь - так и заживешь. Считай, с чистого листка свою долю малевать начнешь, как сам того пожелаешь.

- Не-не, я уж отжелался вовсе, - замахал руками второй. - И тебе советую блажь эту из башки выкинуть.

- Ну, как знаешь, - вздохнул первый. - А я вот попробую еще разок в житуху зубами вгрызться. Доколе ж меня она трепать-то будет? Попробую и я судьбу свою за шкирку взять!

Встал и сказал:

- Бывай, друже.

И, не протянув руки, побрел к выходу, шатаясь. Там, почти у самой двери, его качнуло в сторону, и он чуть не влетел в разгульную молодую компанию, шумно пировавшую за колченогим столом недалеко от входа. Те недовольно покосились на него: "Эй, поосторожней, дядя!"

Шляхтич оперся руками о край их стола, повел мутным хмельным глазом. И вдруг на какой-то миг его взгляд прояснился, он обернулся и на весь трактир громко сказал:

- Я не знаю, о чем вы тут все разговариваете - но ехать надо!!!

На мгновение в зале наступила тишина, а затем все громко засмеялись.

- И куда ж это ты намылился ехать, папаша? - заржали подгулявшие молодцы у двери.

Шляхтич пьяно улыбнулся:

- Куда, куда... Самому свою судьбу за шкирку брать!

И ушел в ночь, не обращая внимания на насмешки.

Когда веселый гогот и улюлюканье улеглись, второй собеседник, оставшийся сидеть одиноко за столом, заглянул в пустую кружке, поскреб в затылке и задумчиво сказал сам себе:

- Оно, конечно, да - попытаться еще разок не мешало бы вовсе. Глядишь, и из меня вышел бы справный пан какой, а не подшляхтич мелкий. Как говорится, верно люди подметили, что лучше быть барином в захолустье - чем прозябать холуем в столице. Что-то в этом все-таки есть...

Допив последний глоток, шляхтич почесал бороду, подправил свои пышные усы... и махнул на всё рукой!

Оглядевшись по сторонам, он заприметил знакомые лица с обвисшими, как у него самого, усами, заказал себе еще пива и подсел к ним.

Валдис Тырнович, случайно подслушавший эту беседу, сидел ни жив ни мертв. Как похожа была на его собственную жизнь этого шляхтича - будто с одного листа списана! Давно уж миновал четвертый десяток, и седина посеребрила бороду, а голову проела плешь - а всё тебе ни кола, ни двора. Почитай, большую половину жизни отмаялся, прислуживал и служил, служил да прислуживал. И что? Маяться так до скончания века по чужим дворам на подхвате?

И когда пожилой шляхтич на прощание сказал свои слова - Тырновича аж в пот шибануло. Взять самому свою судьбу за шкирку... Как верно подмечено - самому, своими руками, а не трепыхаться у нее в лапах безвольным щенком.

И слова эти так пронзили жемайта до самого сердца, так запали ему в душу, что он и не помнил даже, как и домой-то попал, ежели можно было назвать домом ту убогую каморку, в которой он ютился со своей семьей.

Взять судьбу за шкирку. С этой мыслью он ходил, как в тумане, и весь следующий день - и так, и эдак, и на все лады обдумывая ее. И, как это часто водится, похожее к подобному льнёт. Нет-нет, а то тут, то там всплывет нечаянно оброненный кем-то кусок разговора про Земиголье, то слушок искромсанный про этот дальний край принесет. А там, глядишь, кто-то и вовсе весть распустит - что, мол. Кориат Довмонтович всех, кто с ним в ту глухомань отбудет, подъемными деньгами одаривать начнет. Как обычно и бывает, слух этот враками сильно приукрашенными оказался - но все же и в нем затесался осколок правды. На новом месте подъемными, конечно же, одаривать поселян никто не собирался, но вот от податей на первые годы освободить - это да, это чистая правда.

И тогда окончательно вызрело решение у Тырновича перебраться на новое место и начать всё сначала. Раз уж лихой поворот судьбы сбросил его с родной земли, значит, надо сделать еще одну крутую петлю - и самому взнуздать свою долю и выехать наконец на большой жизненный тракт!

Кориат Довмонтович отбыл из столицы тихо и незаметно - не в опалу конечно, слава светлым богам, но всё же... А следом за ним из Ковень-града потянулись в глухое неведомое Земиголье возы и телеги, а бывало порой шли и вовсе просто одинокие путники с одной лишь котомкой за спиной - заселять далекий край. Вместе с ними со скрипом тянулась и старая раздолбанная телега Тырновича со всем его семейством. Шел упрямый жемайт, как он сам говорил, брать судьбу за шкирку.