Дмитрий Вернидуб - Морская пена

Даже выдры-подружки появились этим утром с докладом об установлении связи с морским побережьем. Там всем заправлял их дядя — старый выдрак с обширными связями в зверином мире, большой любитель устриц.

— Дядя все знает, точно-точно-с, — сходу затараторили они. — Он дельфов найдет обязательно-с, и не сомневайтесь. Только спрашивает, какое жалованье-с ему положат-с.

— А устрицами можно? — спросила Тина.

Выдры вытаращили усы и закивали:

— Только устрицами, конечно-с, а то не согласится, точно-точно-с. Дядя — гурман!

— Ну, тогда передайте, что дельфы его обеспечат нужным количеством. У нас с ними договор.

Выдры верноподданнически смотрели в глаза.

— Ну а вам за старания рыбки подкину сверх пайка. Вечером.

Подружки закланялись.

— Мы придем обязательно-с, точно-точно-с, только вы дома будьте-с.

В крепости у архивариуса Клюкла был специальный журнал, куда златовласка заносила все известия. Если передавалась письменная корреспонденция, то ее сначала полагалось штамповать печатью хойбилонского магистрата, а затем вручать адресату.

Тине жутко не нравилось общаться с занудливым пьяницей Клюклом. Если в журнал она все могла занести сама, то поставить печать без архивариуса не получалось. Печать была там же, где и Клюкл, то есть, у него на шее. А где в данный момент находился крючкотвор, всегда являлось загадкой. Вот и приходилось бегать по всей округе в поисках архивариуса и вытаскивать его из разных укромных мест. А мест было много.

В этот раз архивариус зачем-то торчал на кухне. Если он куда-то заходил, то любой, не разговаривая, лез за бутылкой. Так было проще отвязаться. Но у гарнизонного повара, несмотря на честно выполненный ритуал, отвязаться не получилось. Клюкл впился в него как клещ.

Предметом жарких дебатов являлся лишний свиной окорок, якобы обнаруженный проверяющим в кухонной кладовой. Архивариус, требуя «сдать излишки», параллельно подставляя стакан, грозился пойти на общий склад и пересчитать в присутствии повара «все подчистую». Повар, уже плохо соображая, только мотал головой, не забывая подливать и себе.

Тина подошла к Пью Клюклу и потребовала поставить печать. Архивариус глянул сквозь нее стеклянными глазами, поднял палец и изрек:

— Вот, правильно, придется все опечатать!

Сизый цвет его носа предвещал скорую и полную потерю памяти.

Тут повар возразил:

— Все? Ну… никак не получится.

— Это по-о-чему еще не п-о-олучится? — гневно икнул Клюкл.

Повар, выполняя неожиданные для себя движения, хрюкнул:

— Кш-ш-а…ще не св-врилась, а… — он сосредоточенно посмотрел в потолок, — недова… хр…..енное опечатывать нез-з-зя!

— Да?! — удивился архивариус и тупо уставился на печать. — А что же делать?

Тут Тина нашлась и подсунула ему письмо.

— Опечатайте сначала почту!

Клюкл так рьяно дыхнул на печать, что чуть не свалился, а потом со всей силы припечатал свиток, вызывающе посмотрев на повара.

— Вот тебе! — сказал он.

Чем все закончится, Тина ждать не стала. Да ей и неинтересно было. Вот Хрюкл, тот такой случай ни за что бы не упустил.

Болто еще сызмальства слыл знатоком привычек хойбилонского архивариуса. Он даже на спор мог предсказывать следующий его шаг и поворот мысли. Даже взрослые брали Хрюкла в советчики, когда им что-нибудь надо было от Клюкла. Болто даже собирался написать специальное пособие для населения, да потоп помешал.

Тина увидела его и Олли, беседующими с Магистром невысокликов у ворот Путевой башни. Рядом вертелась Хрюря. Она, видимо, только что прилетела с сообщением от Пита. Вечером ожидался грандиозный пир — прощальный ужин в честь завершения визита высоких гостей.

Виндибур присел на корточки, чтобы приласкать искрутившуюся юлой собаку, но заметил Тину. Она стояла неподалеку, спрятавшись за повозку с дровами. Пока Олли общался с Магистром невысокликов, златовласка тайно наблюдала за ним, любуясь его уверенными движениями. Встретившись с Олли глазами, Тина покраснела, вспомнив вчерашний вечер. Но когда любимый подошел, не удержалась и повисла у него на шее. Памятуя о том, что у невысокликов не принято принародно целоваться, люди — стражники почетного караула вежливо отвернулись, зато невысоклики неожиданно захлопали.

Двор Уткинсов походил на ярмарку. За распахнутыми настежь воротами, подмяв под себя часть огорода, стоял расписной шатер из теплой и пушистой как облако ткани. Где бы она ни была, Пина не могла расстаться с привычным комфортом и любимыми вещами. Роскошь и ее имя стали синонимами.

Перед шатром, на лужайке, расположились длинные, накрытые яствами столы, а на скамейках лежали мягкие подушки. Гости начинали сходиться.

Папаша Уткинс стоял у ворот в умопомрачительном расшитом жемчугом камзоле с кружевным воротником и, обмениваясь с гостями любезностями, приглашал их отужинать. На его боку зачем-то красовался богато украшенный кинжал. Уткинс был похож на дворецкого. Рядом с отцом дежурила Тина. Она усаживала гостей на свободные места.

Желающие отужинать все прибывали. За столом сидели Олли, Болто и Рыжий Эрл. Стражник рассказывал про нападение морков у Кролохлюпской излучины. «Эти тупоголовые твари хотели взять нас на абордаж, — смеялся он, — но ваш друг Репейник сделал из них отбивную, а затем поджарил!»

Питти с хойбами ожидался позднее. После торжественного приема в крепостной трапезной его и толстяка Годо Виндибура пригласил к себе Алебас Кротл «на минуточку».

Пина задерживаться не стала, отправившись устраивать праздник в честь своего отбытия. Дав распоряжения фрейлинам, сотворив все необходимое и поработав над нарядом отца, она проследовала в шатер «немного отдохнуть и привести себя в порядок».

Празднество было в самом разгаре, когда полог шатра, наконец, распахнулся, и Пина Уткинс в окружении свиты вышла к пирующим. Теперь девушка одела темно-сиреневое платье с серебряными украшениями. Волосы спадали на плечи, а на голове блистала диадема с алмазом. Камень словно светился изнутри, создавая таинственный ореол вокруг головы юной принцессы-феи.

Гости восторженно зааплодировали. А папаша Уткинс взял свою сиятельную дочь за руку и усадил на пустующее место во главе стола. Пина попросила отца сесть рядом. Посыпались тосты и здравицы. Уткинс сиял как медный пятак, принимая поздравления соседей и чувствуя себя королевской особой.

Подошла вторая смена блюд. Кубки с вином наполнили снова. По намеченному Тиной плану в это время должен был начаться столь любимый невысокликами фейерверк. О задуманном знали только Олли и Болто. Они тихонько покинули застолье, перейдя в другую часть двора. Уже почти стемнело.