Дмитрий Вернидуб - Морская пена

На что Пит и бровью не повел.

— Я создаю им эту возможность. Каждому — свое. Ты лучше скажи, что мы делать будем, друг.

— В данный момент я предложил бы хорошенько пообедать. Ты небось сюда прямо с корабля, а? От тебя морем пахнет и рыбой.

— Это верно. Рыба у меня поперек горла стоит. Вот настоящий бифштекс я бы умял!

— Так давай вернемся в Хойбилон. Там премиленькую таверну открыли. А потом к Тине в гости заглянем.

Олли немного схитрил. Дело в том, что ему предстоял серьезнейший разговор с папашей Уткинсом, и он надеялся заручиться помощью друга.

Речь шла о свадьбе. Недавно, на последнем свидании, Виндибур, как и подобает добропорядочному невысоклику, сделал любимой предложение. Всю последующую неделю Тина сияла от счастья, ожидая, что Олли вернется к обсуждению свадебных приготовлений. Но предстояла одна «формальность» — благословление папаши Уткинса.

Старик, конечно же, понимал, что лучше пары дочери не найти. Но он считал, что Тина еще слишком молода для замужества. «Подождала б ты доченька годка три-четыре», — вздыхал Уткинс, провожая свое «сокровище» на свидание с Олли.

Мнение соседей тоже играло свою роль. Дальний Бибус говорил: «Что-то молодежь нынче такая резвая пошла… От горшка два вершка, а уже должность занимает. У твоей Тины все при всем, как положено. И волшебница она, и почтальон… Но, все-таки, традиции — не пустой звук. Хотя, что и говорить, случай тут особенный. К нему без стаканчика-другого не подступиться». Папаша Уткинс не раз пробовал «подступиться», в результате чего решил подать прошение о рассмотрении вопроса в Совет.

Златовласка всегда чувствовала, когда суженый приближается. Вот и на этот раз, только Олли спрыгнул с брички, как из ворот показалась Тина.

— Как часы! — удивленно воскликнул Репейник. — Тебе повезло!

Но друг его уже не слышал. Даже встречаясь по нескольку раз на дню, он всегда подхватывал любимую и кружил ее, пока не уставали руки. Тина называла это кружение «нерасставашками» и всегда хохотала: «А еще слабо?» Она верила, что чем больше будет «нерасставашек», тем скорее случится следующая встреча.

Опустив свою избранницу на землю, Олли поцеловал ее.

— Если твоему отцу обязательно нужно одобрение Объединенного Совета, то так тому и быть, — Виндибур хитро улыбнулся. — Вон Питти за нас проголосует, правда? Разговор о свадьбе я больше откладывать не собираюсь.

Олли решительно направился к жилищу Уткинсов.

Репейник удивленно сдвинул шляпу на затылок:

— Вот дела! Ну полный оверштаг!

Тина только всплеснула руками, бросаясь следом.

Папаша Уткинс был застигнут врасплох. Он только собирался поставить на огонь чайничек и предаться послеобеденным размышлениям, как на пороге возникли Олли Виндибур и Пит Репейник.

— Доброго здоровья вам, господин Уткинс! — тоном не оставляющим надежды на быстрый уход, поздоровался Олли. Следом с видом завоевателя, высоко подняв подбородок и уперев руки в боки, вышагивал Пит.

— И вам того же, — поклонился Уткинс. — Чем обязан? Может, чайку?

Репейник сурово поправил пистолеты за поясом.

— Насколько я понимаю, чаем тут дело не обойдется. У моего друга разговор серьезный.

Пожилой невысоклик осторожно поинтересовался:

— А что случилось?

— Пока еще ничего, — грозно продолжал адмирал Эль-Бурегасского флота. — Но говорят, что вы, уважаемый папаша, будучи не в состоянии самолично решить судьбу своей дочери, перекладываете ответственность на плечи членов Объединенного Совета. Каково? Да еще прошения туда пишете! Нам там что, совсем заняться нечем?

Пит постепенно входил в раж.

— Я, как представитель четвертого народа Коалиции… — начал он.

При этих словах папаше Уткинсу сразу захотелось занять пространство под кроватью.

Но тут Олли жестом остановил Репейника.

— Уважаемый господин Уткинс! Прежде чем будет назначена ваша явка в Совет, я предпочел бы, как говорят моряки, договориться на берегу.

— Явка… Зачем явка? — испугался мирный огородник. — Не надо никакой явки!

— Тогда скажите, вы все еще возражаете против моей женитьбы на вашей дочери Тине?

— На Тине?

— Да, на Тине Уткинс.

— Вообще-то, я никогда и не возражал… Но понимаете, традиции все-таки…

— Значит вы, папаша, не против? Хорошо! — Питти направился к двери. — Тогда я позову вашу дочь.

Тина, все это время скромно стоявшая за порогом, вошла потупив глаза.

— Папочка, миленький, благословите нас с Олли!

— Ну что ж, — папаша Уткинс опасливо посмотрел на представителя четвертого народа, протягивающего ему перо и бумагу. — раз вы так решили… А зачем бумага?

— Для отзыва прошения, — невозмутимо сказал Пит. — Впрочем, если вы настаиваете на своем выступлении, я Совету доложу.

— Нет, нет, я совсем не настаиваю, — замахал руками Уткинс и посмотрел на сияющих Олли и Тину. — Дети мои, я вас благославляю!

Тина бросилась в пляс.

— Ура! У нас будет свадьба!

— А куда ж она денется, — уверенно произнес Репейник и скрепил руки будущих родственников. — Ну что, через месяц? Чур — я шафер.

Подождав, пока Олли исполнит очередную порцию «нерасставашек», Пит отвел его в сторонку и тихо произнес:

— Свадьба — это просто замечательно, Олли… Да только я за другим сюда прибыл. Мне нужен Горх…

Поначалу Репейник и не собирался держать обещание, данное хойбам на Безымянном острове. Никакого принародного суда над Горхом и его сообщником Малиной не произошло. Более того, бывшего вождя зеленобородых, привезенного Питом в Черед-Бегас, заперли в одном из казематов крепости, неподалеку от его повелителя.

Питти не видел пользы от такого суда. «Любое шумное мероприятие, — утверждал Пит, — должно работать на тех, кто его затевает, иначе ему грош цена». Поэтому, вернувшись на корабли после памятного «официального визита», он выждал день, чтобы его охрана успела поделиться с товарищами впечатлениями от увиденного в Черед-Бегасе, и объявил общий сбор.

— Братцы! — начал он. — Во время пребывания в гостях мы получили грандиозное предложение: Объединенный Совет Трех народов протянул руку свободному народу хойбов. Они предлагают нам войти в Коалицию четвертыми. Но я, как официальный представитель власти, не имею права ничего обещать без согласия нашего губернатора и Совета островных представителей. Ну а если такое согласие будет дано?

Восторженные крики прервали выступление. Пит положил руки на перила мостика и, устремив взгляд поверх голов, продолжал:

— Так скажите мне, можем ли мы в такой ситуации сами судить преступника, причинившего горе не только нашему народу?

— Нет, не можем! — заревели «морские псы».