Екатерина Кинн - Стрела и пламя [сборник]

Во тьме сначала разлилось теплое золотое сияние, потом показался огонек, укрытый розовой раковиной ладони. Самба даже зажмурился, пережидая, когда отвыкшие от света глаза перестанут слезиться. Огонек замер с той стороны решетки. В неверном робком свете проступила неровная кладка стен, вырастающие из тьмы тени и закутанный в яркий шелк девичий стан.

— Зачем ты пришла, дочь Бханумати? — спросил Самба и удивился, как резко и хрипло прозвучал его голос.

Девушка поставила светильник на выступ в стене, опустила на пол оплетенную тыквенную долбленку и узелок, тряхнула рукой — благородные девушки не приучены носить тяжелое. Самба смотрел, как она двигается — плавно, уверенно, так, что не звенит ни тяжелое ожерелье, ни браслеты. Девушка протянула ему чашку с водой сквозь решетку. Самба осторожно взял ее за края, выше тонких пальцев, выкрашенных хной. Ему хотелось коснуться как раз не глиняного бока чашки, а теплой руки, но он сдержался. Вода была чистой и прохладной.

— Зачем ты это сделал, царевич? — спросила девушка.

— Я захотел тебя в жены, едва увидел — давно, очень давно, и надеялся, что ты не откажешь мне. Но ты даже не посмотрела на меня!

— И ты решил, что если украдешь меня прямо со сваямвары, то это будет великий подвиг?

Самба широко улыбнулся.

— Великий Бхишма увез со сваямвары трех кашийских царевен, твой отец увез твою мать — неужто он думал, что не сыщется других отважных?

Лакшмани фыркнула.

— Если я так тебе противен — зачем ты пришла? — спросил Самба.

Против света ее лицо было почти неразличимо, она была темным силуэтом, окутанным алым шелком.

— Я помогу тебе выбраться отсюда, — сказала она. — Но обещай, что сразу уедешь в Двараку.

— А ты? Поедешь со мной?

Она покачала головой.

— Нет.

— Почему?

— Я не могу.

— Почему?

Дома Самбу считали самым упрямым из множества родных и сводных братьев. И недаром.

— Ты — сын Васудевы Кришны. Он друг Арджуны, союзник Пандавов, а они — враги моему отцу! Как я могу уехать с тобой?

Самба стиснул прутья решетки до боли в пальцах.

— Но ты же выходишь замуж не за моего отца! И я не враг твоему отцу! Почему счастье твоей жизни должно зависеть от его вражды?

Лакшмани топнула ногой так, что зазвенел ножной браслет.

— С чего ты взял, что ты — счастье моей жизни?

Самба улыбнулся по-настоящему.

— Потому что ты смотрела на меня. Ты улыбалась мне — и больше никому. Каждый раз, как мы встречались, ты говорила со мной. И разве ты не просила своего отца пощадить меня?

— Как мог отец не пощадить племянника своего учителя?

— Ты думала, что я без сознания, но я слышал, Лакшмани. Я помню, как твоя рука касалась моего лица. Больше всего я сожалею, что проиграл. Прости.

— Я не могу выйти за тебя замуж! — с отчаянием в голосе воскликнула Лакшмани. — Твой отец убил моего деда! Неужели ты возьмешь в жены дочь асурьи?

— Я хочу взять в жены тебя, а не твою мать! И уж тем более не твоего деда!

Лакшмани против воли хихикнула, прикрыв губы ладонью.

— Кем я буду в доме твоего отца, сын Джамбавати? Твоя мать тоже враг моего рода, она не примет невесткой женщину из рода Наракасура! Да еще без приданого.

— Моя мать, конечно, дочь медвежьего царя, но клянусь тебе, ни одна из жен моих братьев от нее не пострадала. И потом, твоя мать ничем не хуже моей — говорят, что она очень сильна и в борьбе не уступает твоему отцу. Это правда?

— Правда.

— Ну вот, видишь! Я свою тещу уже заранее боюсь.

— Хватит! Как ты не понимаешь, что это невозможно!

— Послушай, это ведь старый обычай — помириться двум династиям через брак детей. Мой отец точно не будет возражать.

— А он знает, что ты уехал на мою сваямвару?

Самба покаянно опустил голову.

— Ты глупец и упрямец, сын Джамбавати, и всегда был таким, с самого детства.

— Но ведь ты меня все равно любишь?

Не отвечая, Лакшмани закрыла лицо покрывалом и убежала.

— Ну вот, — сказал Самба, тяжело опускаясь на пол возле решетки. — Сказать «нет» не позволяет совесть, сказать «да» — гордость. Как всегда.

Он вздохнул, потом просунул руку между прутьями и с трудом дотянулся до оставленного девушкой узелка. Не сразу, но подцепил пальцами ткань и подтянул узелок к себе. Там оказались свежие лепешки, нарезанное полосками мясо и зелень. Он ел, глядя на огонек светильника, который Лакшмани позабыла в темнице, а когда масло выгорело и фитиль зачадил и погас, ощупью нашел охапку сухой травы, служившую ему ложем, и заснул. Во тьме его снов огонек светильника озарял лицо и руки Лакшмани, которая ладонью защищала огонек от ветра.

Арджуна, сын Индры, великий воин, побеждает асуров, досаждающих дэвам на небе Индры. После чего он встречается с мудрецом Шукрачарьей, наставником асуров, и беседует о бессмертии.

Колесница катилась по небесной дороге ровно и плавно, и кони павлиньей расцветки летели, словно птицы — Арджуна не раз пытался пересчитать их, но конские головы и спины двоились и троились, снова сливались, и ясно можно было видеть только четверку последних. Так же плавно, без всплеска, кони вошли в волны океана и повлекли колесницу под воду. Арджуна задержал дыхание, но волна невесомо прокатилась над его головой. Вода не ощущалась водой, просто воздух стал словно бы плотнее и тяжелее. Прищурившись, он различил возникающую под копытами коней дорогу — она возникала впереди и таяла позади, чуть-чуть отставая от колесницы.

Океан был огромен, и небесные рыбы, золотые и алые, с волнистыми хвостами и серебряными плавниками, плыли в зеленоватой толще под серебристым, в завитках пены, небом морской поверхности.

Внезапно плотная завеса воды распалась надвое, раскатилась в стороны пенными валами, открывая путь к зеленому острову.

Копыта коней высекли искры из мощеной дороги, такой широкой, что на ней могли разъехаться пять колесниц. Волны опали, сомкнулись позади, а впереди в голубой дымке проступил город.

Он был подобен Амаравати, в котором воздвигнут престол Индры, царя богов, — с сияющими башнями и золотыми кровлями дворцов, окруженный изумрудной зеленью садов. Арджуна не удивился сходству, ведь когда-то этот город построили дэвы [6] Дэвы — боги, дети Адити, жены мудреца Кашьяпы. Обманом захватили себе амриту, напиток бессмертия, добытый ими совместно с асурами. Впрочем, асуры тоже нарушили уговор. , но асуры [7] Асуры — демоны, потомки Дити и Дану, жен мудреца Кашьяпы, сына Брахмы. Они же дайтьи и данавы. захватили его и освятили дарами Брахмы. Они сделали захваченный город своей твердыней и ходили войной на дэвов, и бессмертные дэвы ничего не могли поделать с ними. Ибо ни для дэвов, ни для нагов, ни для гандхарвов [8] Гандхарвы — свита Индры, поэты, певцы и музыканты, а также неустрашимые воины. , ни для сиддхов не были уязвимы асуры в непробиваемых панцирях — такой дар вымолили они у Брахмы аскезой.