Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Я знала, что он прав. По леденящей свинцовой тяжести в руках и ногах, по холоду, проникающему под кожу. Я часто думала о том, каково это – быть приглашенной за черный стол. Буду ли я в последние мгновения паниковать и кричать? Или темнота покажется мне уютной и комфортной, как тонкое одеяло в зимнюю ночь?

Мне и в голову не могло прийти, что, когда наступит темнота, мне будет все равно.

– Безумно скучно, да? – спросил мужчина, словно подслушав мои мысли. – В каждой опере есть стихи о мучительной смерти, но мне всегда они казались скучными. Пара тяжелых вздохов, несколько последних мыслей, а потом, – он выпустил изо рта струйку дыма, – ты просто исчезаешь. А еще столько осталось дел.

Он был прав. Еще столько нужно сделать, а во мне так мало осталось. Слишком много ударов, слишком много крови потеряно…

– О, кровь здесь ни при чем, – сказал он. – Ты потеряла кое-что другое. Я, конечно, понимаю, что ты сейчас умрешь и все такое, но почему бы тебе не послушать меня?

Он поднялся со скамейки, подошел ко мне. Тени цеплялись за него, скользили по склоненному лицу.

– Сейчас не время для долгих рассказов, правда? У тебя осталось так мало драгоценного времени. – Его пальцы скользнули по моим шрамам. – Я чувствую, как твое сердце замирает, становится черным внутри тебя. Я слышу плач твоей любовницы, когда она будет стоять над твоим остывающим телом через десять минут. Вижу черную землю, в которой тебя похоронят.

Его глаза сузились до щелок. Ухмылка стала оскалом, присыпанным пеплом и сажей. Лицо исказилось, превратившись в отталкивающее медное месиво.

– Все наши планы, – шептал он, – будущее, которое мы принесем, разрушения, которые мы учиним, сделка, которую мы заключили… все впустую. И все потому, что ты не смогла убить, когда у тебя был шанс.

– Это не моя вина, – хотела возразить я, но не смогла заставить губы шевельнуться. – Вмешался Тальфо. Гальта устроила засаду. Я должна была спасти…

– Кто это запомнит? – прервал он мои мысли. – Мы ничего не оставляем после себя, кроме имени. Мое имя построило Империум. Мое имя открыло Шрам. Мое имя вселяло в нолей ужас сотни лет. А твое?

Он покачал головой. Изо рта сыпались гаснущие угольки.

– Ты исчезнешь под слоем грязи. Твое имя забудут все, кроме людей в этом железном гробу. И какие бы планы ни строил Враки Врата, добьется ли он успеха или потерпит поражение, выживет или умрет, он будет думать о Сэл Какофонии только мимолетно, как о дурном сне неудавшегося честолюбия.

Не думала, что во мне еще хватит чувств, чтобы ощутить такую боль. Но такова реальность: знать, что люди, сотворившие со мной такое, никогда не пожалеют о содеянном, никогда не увидят направленное на них дуло Какофонии…

Внезапно смерть показалась не такой уж плохой штукой.

– Твое время здесь подходит к концу, – прошептал он. – Ничего, кроме пары кусочков металла и клочка бумаги. Ты умрешь и исчезнешь из этого мира, не оставив после себя даже Праха, чтобы помнили. Твоя песня станет тишиной… только если…

Он наклонился ко мне так близко, что я почувствовала запах пепла в его дыхании, так близко, что услышала песню в его голосе. Темный и монотонный звук из глубины, более глубокой, чем плоть или призрак.

– …ты не найдешь причины вернуться.

Мутнеющим взглядом я смотрела на него, выискивая ответ в обжигающей улыбке.

Лиетт , я подумала. Я должна выжить. Ради нее.

– Ее имени не хватило, чтобы удержать тебя от убийства. Его хватит, чтобы удержать тебя от смерти? – Угольки гасли один за другим между его губ. – Что еще?

Я должна остановить Враки. Защитить людей, которых он ранил.

– Если бы тебя интересовали люди, ты бы носила другое имя. – Провал его рта почернел, струйки дыма потянулись прочь. – Действительно ничего больше не осталось?

Я стиснула зубы. Все не может закончиться так. Мне столько еще нужно сделать.

Я все еще должна его убить. Должна убить их всех.

Я почувствовала теплое сияние.

– Продолжай.

Открыв глаза, я увидела, что угли вновь оживали в нем. Губы изогнулись в улыбке.

Они забрали мою магию.

– Еще.

Огонь наполнил его рот.

Они отняли у меня небо.

– Еще.

Пламя охватило его бороду, волосы, одежду, сжигая их дотла.

Они предали меня, пытались убить, отняли все, что у меня было. Они должны умереть. Они должны страдать.

Пламя поглотило его, поглотило Лиетт, внутренности Вепря затопило огнем. Оно не трещало и не посмеивалось, как подобает пламени. Огонь пел уродливую темную песню на языке, которого никто не знал. Она лилась из его улыбки, эта обжигающая песня, он запрокинул голову и рассмеялся.

– ЕЩЕ!

Эрес ва атали! Эрес ва атали.

– РАНЬШЕ Я ЛЕТАЛА!

Я поняла, что это мой голос. Это кровь, хлынувшая к конечностям. Тепло, возвращающееся в мое тело. Ощущение прикосновения, когда Лиетт взяла меня за руку и посмотрела в глаза.

– Она вся горит, – еле слышно сказала Лиетт. – Мы далеко?

– Не очень. Но придется спешить, как только доберемся до Нижеграда.

– Так поторапливайся, твою мать. Я не могу ей помочь, пока ты не…

Ее слова растаяли. Тепло исчезло. Зрение, слух и чувства отключились. Я снова соскользнула куда-то в темное, холодное, далекое место.

Но даже там…

Его песня, его жгучие стихи преследовали меня.

Мой сон был долог, темен и бессодержателен. В пустоте, сомкнувшейся вокруг, я была похоронена так глубоко, что оставалась глуха к воплям мертвых, слепа к их улыбкам и тому ужасу, что ждал меня после того, как мое тело очистят птицы-падальщики, а Прах моего скелета развеет пронзительный ветер.

Итак, дела пошли на лад.

Но всему хорошему приходит конец. И в конце концов я проснулась на кровати с добротными простынями, рядом с тазом, полным холодной воды, и без капли виски в обозримом пространстве. Очевидно, это не ад, но и далеко не рай.

Значит, я все еще жива.

Мое внимание привлек странный булькающий звук. Я повернула голову. На подоконнике сидела большая черная птица и задумчиво постукивала клювом по стеклу. Она склонила голову, изучая меня белыми глазами. Разочарована, что не умерла.

Жива меньше минуты, а уже кого-то подвела.

Эта, по крайней мере, развернулась и просто улетела, оставив меня наедине с болью.

Когда мои глаза привыкли к свету угасающего дня, просачивающемуся сквозь ставни, я увидела, что не одна в комнате. Каждый свободный дюйм пространства был занят грудами книг, страницы были испещрены обрывками ткани и бумаги. Зеркало на комоде было полностью скрыто стопкой томов высотой с меня.

Дом Лиетт. Это было похоже на чужую жизнь, пробуждение здесь, в гробнице счастливых времен и снов, которые никогда не станут реальностью.