Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Дышать стало легче, сердце размеренно билось, и тело перешло от ожидания смерти к агонии боли. Я чувствовала ее знаки, начертанные вокруг каждой раны, бережно обернутой повязками. И когда я встала с постели, скрипя каждым суставом и протестующе ноющими порезами, в нос ударил запах лекарственных трав.

Значит, ее навыков не хватило.

Лиетт ненавидела медицину. Человеческое тело, по ее словам, было до смешного простым устройством, которое постоянно отказывалось работать как должно и могло быть легко починено. Плюс медицина поддерживала жизнь множества людей, а Лиетт считала, что мир может обойтись без дополнительного населения. И все же я чувствовала, с какой тщательностью она обрабатывала раны и накладывала бинты. Растирала сведенные напряжением мышцы. Дочиста смыла грязь, пот и кровь.

Она даже вымыла мне голову, пока я спала.

Наверное, это жутковато. Но когда кто-то тебе нравится, это считается сентиментальным. На стуле лежала моя одежда, выстиранная и аккуратно сложенная. Подозреваю, не столько из-за заботы обо мне, сколько из-за отвратительного запаха. Она неплохо потрудилась, пока я была в отключке.

И натягивая рубашку, я вдруг остановилась. А сколько я была в отключке?

– Ты уверен, что хочешь кофе?

Голос Лиетт доносился из соседней комнаты. Я услышала стук чашки о столешницу, потом кто-то ее поднял и сделал долгий медленный глоток. Я почти слышала, как она недовольно хмурится.

– Судя по виду, тебе нужно что-то покрепче.

– Я не пью, – проскрипел Кэврик, словно глотал гравий. – Но все равно спасибо.

– Хех. – Я слышала, как она скользит по нему оценивающим взглядом. – Но ты все-таки подумай об этом.

Он хмыкнул.

– И за это тоже спасибо. Но у меня еще есть дела, и мне нужно быть бдительным.

– Тогда, наверное, не стоило ехать по Шраму две ночи подряд. – Лиетт села, стул отозвался скрежетом.

Последовала долгая задумчивая пауза, затем неуверенное:

– Я… я рада, что ты это сделал.

– Я рад, что ты вернулась с Вепрем, – ответил Кэврик.

– Да. – Она вздохнула. – Прости, что оставила тебя умирать в этой… шелухе… штуке.

– Все нормально. – Он помолчал. – То есть не нормально, но уже все позади.

Он допил кофе и отодвинул чашку.

– Извини, что снова беспокою тебя, но мне придется составить рапорт об этом.

– М-м-м, – жидкость плеснула о фарфор. – Надеюсь, ты тщательно взвесишь все, что сообщишь. Не пойми меня неправильно, я не заискиваю, но насколько я ценю то, что ты сделал, настолько же…

Я почти чувствовала, как ее взгляд неумолимо движется в мою сторону, как будто она видела сквозь стены, где я стояла.

– Я… могу это понять, – сказал Кэврик. – Но мой долг требует от меня быть тщательным.

Еще одна пауза. На сей раз менее задумчивая.

– Мне жаль это слышать, – ответила Лиетт после долгого молчания.

Конечно, это относится не ко всем женщинам, но, по моему опыту, тот, кто произносит эти четыре слова, либо идет домой, либо достает нож. А Лиетт уже была дома.

Я уже хотела вмешаться, но расслышала усталость в голосе Кэврика:

– Я должен рассказать… передать им. – Он тяжело опустился на стул. – Что мне рассказать им? Что я позволил скитальцу похитить меня? Что увидел последнюю вспышку в огне и, отказавшись от битвы, преследовал птицу, летящую к умирающей женщине? Что довел Вепря почти до предела, чтобы вернуться сюда? Если я расскажу это офицеру, меня казнят за дезертирство в лучшем случае и за измену – в худшем.

– А есть разница?

– Если дезертир – умираешь всего один день.

– О-о… – Напряжение из ее голоса исчезло, оставив лишь отголоски боли. – Я… Спасибо тебе тогда. За все, что сделал.

– За то, что не выполнил свой долг? – насмешливо спросил он.

– Если это значило вернуть ее, – ответила Лиетт, – то – да.

Кэврик, как и все мужчины с тяжелыми мыслями, тяжело переводил взгляд. Слышно было, как он тяжко ударяется о предметы. Когда его взгляд коснулся чашки, он был так тяжел, что его голова почти падала на стол.

– Официальное сообщение от Ставки Командования, – сказал он. – Империум тайно наращивал в Последнесвете силы, намереваясь свергнуть правительство и перевести город под имперское управление. Революционные силы были направлены для обеспечения свободы города и защиты его жителей от захватчиков Империума.

– Ты веришь в это? – спросила Лиетт.

– Я верю, что они верят, – ответил он. – Верю, что каждый солдат считал, что они несут добро. Я думаю, Революция все равно нашла бы способ оккупировать город.

Наступила тишина, и он ухватился за нее, как утопающий хватается за утес. Но ему пришлось опустить руки.

– То, во что я верил, не уберегло тех людей от гибели, верно?

В операх умирают громко. Злодеи произносят предсмертные монологи, герои сокрушаются о тщетности бытия, иногда просто громко кричат, если автор ничего больше не придумал. И вы понимаете, что их смерть имеет значение, что у всех боев и кровопролития была причина.

В жизни люди умирают тихо и бессмысленно. Как огоньки, мигнут на мгновение и гаснут, оставляя после себя холод и пустоту. Никакого смысла, никакого решения, только темное пятно там, где раньше был человек.

Интересно, когда Кэврик смотрел на темное пятно на месте Последнесвета, думал ли он, что все они умерли без причины?

Или из-за меня.

– Ты не думаешь… – Голос Кэврика звучал робко и испуганно. – Ты веришь, что все могло обернуться иначе? Что их можно было спасти?

– Нет.

– О. – Кэврик кашлянул. – Ладно. Дерьмо.

– Я имею в виду, – Лиетт вздохнула, – что веры не существует. Или она просто неважна. Любая вера. Есть только то, что известно, и то, что неизвестно. Вопрос и ответ. Вера – это то, чем люди оправдывают себя, отказавшись от поиска ответов.

– Ты так уверенно говоришь, – сказал Кэврик.

Я услышала, как сверкнули ее глаза.

– Я свободный маг, я всегда уверена.

– Так вот… – его слова прозвучали как удар ножа, – почему ты вернулась за ней?

Молчание Лиетт было долгим, напряженным и болезненным.

– Это было необходимо, – ответила она, – чтобы спасти детей.

– Дети, – пробормотал Кэврик. – Они же никогда не были важны. Ни тебе, ни ей?

Я ожидала, что она будет отрицать. Что начнет спорить. Но неожиданно она прошептала:

– Я знаю…

– Если бы это было так, ты бы придумала что-то другое. Что-то лучше.

– Знаю.

– И она бы не стала…

– Я знаю!!! – с криком Лиетт ударила кулаком по столу. – Неужели своим маленьким травоядным мозгом ты не понимаешь, что я все это знаю? Что каждая кроха сделанного ею добра – всего лишь случайность. Что все это из-за того списка имен!

– Тогда почему? – спросил он громче. – Почему ты вернулась?

Я слышала, как она сжала зубы и стиснула кулаки.