Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Революционер. Или… кто? Их мундир, а лицо – не похоже. На нем застыла маска паники. Щеки впали, губы облезли, обнажая десны. В глазах не было ничего, кроме страха. Эдакий труп, научившийся ходить. И вместо крика его рот распахнулся хриплым, полузадушенным стоном:

– Помоги мне.

Он зашаркал ко мне. Я обнажила Джеффа.

– Не могу найти свою семью.

Он поднял руки. Я разглядела его вылепленные из песка зрачки.

– Что с нами стряслось? Моя кожа…

Я ударила. Его затылок взорвался песком. Тело рухнуло грудой камней и пыли. Крик отразился от стен, ударил по ушам.

Я крепко зажмурилась, пытаясь унять боль. В голове наконец прояснилось. Я открыла глаза.

Не стоило.

Их стало больше. Они вытягивали себя из пыли, собирали себе тела из камней и спертого воздуха. Женщины. Мужчины. Дети. Солдаты. Торговцы. Матери. Старики. Все со впалыми лицами, страхом в глазах, усохшими, кривыми конечностями.

И все брели ко мне.

И несмотря на звон в ушах, я их слышала.

– Что они делают! Мы мирные! Мы ничего не сделали!

Нет. Я их чувствовала.

– Они идут! Прячьте детей в бункеры! Уводите их!

Ушами. Головой. Кожей.

– Что со мной? Я… я распадаюсь на куски! Руки… посмотри на мои руки!

Шепотки на тонких паучьих ножках ползли мурашками по коже, просачивались глубже.

– Почему они так поступают? Что мы им сделали? Мы сдаемся! Сдаемся!!!

Их голоса слились в один долгий, громкий вопль перемолотого камня. Они стали стеной пыли и полных ужаса лиц, высохших костей, сгнивших рук, что тянулись ко мне.

Должна бежать. Должна освободиться. Голос в моей голове выл, колотил по стенкам черепа, пытаясь достучаться до меня сквозь бесконечный гул мучений.

Я попятилась. Подняла клинок. Снова шагнула назад.

И рухнула.

Я ждала удара, ждала, что камень прорвет мне одежду, сдерет кожу. Но этого не произошло. Подо мной разверзлась пустота, холодный ветер хлестал все сильнее, а я стремительно падала сквозь темноту.

Вдали забрезжила точка. И через мгновение взорвалась ослепительным светом. Темноту поглотила бесконечная белизна, от которой пришлось прикрыть глаза. Я моргнула, и как только слепота отступила…

Меня окружила безбрежная синева.

Небо. Широкое, ясное, лазурное, словно океан. Земля не неслась навстречу. Не вздымалась вода. Ничего, кроме этих небес и холодного, чистого воздуха.

Я вдохнула. До боли в легких, как всегда любила. Вокруг лениво ползли красивые переплетения облаков. Парили птицы, не обращая на меня внимания. Я была совсем как они.

Я принадлежала этой высоте.

В ушах больше не звенело, не осталось ни воплей мертвецов, ни воя ветра. Не болели шрамы, а на лице сама собой расцвела улыбка. Не было холода; по щекам потекли непрошеные слезы. Я едва ощутила, как губы произнесли слова, которые я даже не успела подумать:

– Эрес ва атали…

И мир вдруг изменился.

Небо окрасилось лиловым, затем оранжевым, словно чьи-то исполинские руки сдавили его, пытаясь выжать весь воздух. А потом эти руки, как будто утратив терпение, просто-напросто перерезали небу глотку, и все залилось алым. На небесном просторе расцвели багряные пятна. Птицы почернели, обернулись пепельными тенями. Холодный ветер захлебнулся запахами дыма и огня. А облака…

Все облака стали красными.

И я врезалась в землю, взметая песок. Удар меня не убил. Хотя должен был.

Я поднялась на ноги. И все, что увидела, – это алое небо, которое лизали языки пламени пылающих домов, которое коптил дым, и столбы золы, словно тучи насекомых. Я увидела стены Бессонной, тлеющие в них дыры. Я увидела людей.

И как они умирают.

Матери тянули за собой рыдающих, теряющих по пути игрушки детей. Солдаты бросали штык-ружья и с криками разбегались, пока не обращались в обугленные, изломанные подобия сухих деревьев. Офицеры выкрикивали приказы, пока яркая серебряная вспышка не перерезала им горло так, что голова скатывалась с плеч.

Посреди я увидела Враки. Черный плащ бился на ветру, длинные волосы разметались, лицо светилось благоговением перед собственной силой. По мановению его пальцев открывались порталы. Из пустоты вырвались исполинские когтистые руки. Блеющие ниты, выпрыгивая из ниоткуда, мчались за глупцами, которые так и не поняли, что спасения нет.

Я увидела, как Джинду носится кругами с клинком в руке, избегая пуль и копий. Его лицо оставалось пустым, лишенным всяких чувств, он едва ли замечал падающие вокруг тела и брызжущую ему на щеки кровь.

Но люди бежали не от этих двоих. Их взгляды были обращены вверх, к алой тени, нависшей над ними кровавым пятном на расцелованном сажей небе. Она протянула руки. Издала похожий на песню звук. А потом из ее пальцев ревущими лентами хлынуло пламя.

За мгновения до того, как их голоса утонули в хохоте огня, люди произнесли ее имя.

Алое Облако.

Пламя обрушилось на матерей и детей, солдат и офицеров, стариков, больных, рыдающих, умоляющих, истекающих кровью. И когда я открыла рот, то не услышала собственный крик, потому что оно обрушилось и на меня.

Мгновенная вспышка ярко-красного жара.

И темнота.

И холодный, спертый воздух. И камень под коленями, над головой, повсюду вокруг.

«Туннели, – сказала я себе. – Я вернулась в туннели».

Попыталась успокоить дыхание, но не смогла. И сквозь судорожные вздохи расслышала шаги.

Подняла взгляд. Увидела, как она идет ко мне. Она вышла из тьмы, сияющая, бледная, безупречная, в своих изящных одеждах; за стеклами больших очков пронзительно блестели глаза. Ее улыбка стала мягче, печальнее. Она остановилась передо мной, опустилась на колени, стерла пальцем слезу с моей щеки.

– Меня… не стало, Лиетт, – прошептала я ей, и мой голос был слишком слаб, чтобы вынести собственную тяжесть. – Я вернулась в Бессонную, под ее алое небо. Я видела, как все умирают, и я… и я…

– И ты ничего не сделала. – Лиетт опустила мне на плечо ладонь. – Я знаю, Сэл.

– Не знаешь. Я об этом позаботилась.

– Но я всегда знала, – возразила она. – Когда ты кричала во сне, когда глядела в никуда, когда я с тобой разговаривала, когда ты шептала проклятия, думая, что я не слышу… Я знаю, что ты была там, когда они умирали. Знаю, что ты ничего не могла поделать.

В голову как будто вогнали дюжину железных шипов. Я опустила взгляд, впилась пальцами в грязь под руками. И заговорила сквозь мерзкий, кислый привкус во рту:

– Как? Как ты вообще можешь на меня смотреть?

– Как и всегда.

Она взяла меня за руку. Я подняла взгляд, увидела ее улыбку, блестящие за очками глаза. Лиетт помогла мне встать, заправила прядь волос мне за ухо.

– Я прощаю тебя, Сэл.

Слово ударило меня, словно кулак.

– Прощаю, – повторила она. – За все.

И слезы остановились. И сердце замедлилось. И голова перестала казаться неподъемной. И заныли шрамы. Я закрыла глаза.