Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– М-да? – расплылась она в улыбке. – И что, тогда выходит, мы поймали тебя случайно, Сэл? Мы захватили в плен саму Сэл, мать ее, Какофонию мимоходом, пока выполняли поручения?

Поручения.

Я пропустила ее пронзительное глумление мимо ушей – это было непросто – и сосредоточилась на этом слове. Гальта одержима паранойей, а паранойя – не обязательно подразумевает осторожность. Они явились не за мной. Ну, не только за мной, если уж на то пошло.

– Ага, Враки знал. Мы все знали, Сэл. – Глаза Гальты превратились в острые как бритва щелочки. – Какими же сраными идиотами мы были, если бы не догадались после того дня. – Ее лицо исказила ехидная гримаса, шипы клацнули друг о друга. – Дня, когда ты все на хер запорола и сделала нас скитальцами.

Я почувствовала, как соскальзываю. Обратно в ту темноту. Ощутила спиной камень, увидела капли крови, пляшущие в воздухе, услышала голос, шепчущий извинение.

Но я не рухнула туда. Не так, как было на реке. Я удержалась. Стиснула кулаки так сильно, что веревки чуть не лопнули. Проглотила страх, погребла его под злостью, уставилась на Гальту Шип и смотрела, пока не перестала видеть только шею, которую нужно сжать изо всех сил.

– Я помню, – отозвалась я. – Помню каждое слово Враки о том, как он может исправить Империум. Помню, как все вы ему верили. – Я скривила губы в самой жестокой ухмылочке, на какую способна. – Помню твое лицо, когда наконец до тебя дошло, что он лжет.

За это я ждала по меньшей мере пощечины. Ругань, плевки, может, рану – или две, если Гальта в настроении. А получила, кроме долгого, холодного взгляда, кое-что похуже.

Гальта протянула руку. Я затаила дыхание, отступила на шаг и уперлась спиной в каменную стену. Застыла, и ее ладонь – эти торчащие из костяшек пальцев, торчащие отовсюду шипы – скользнула по моему плечу к горлу, задумчиво там задержалась, а потом аккуратно спустилась по груди. Ее пальцы отрешенно пробежали по моему животу, затем поползли к руке. И там, под тканью рукава, прямо над бицепсом, задержался один.

И полилась кровь.

Гальта медленно надавила пальцем. Давая прочувствовать, как расступается плоть, мышцы, как ее коготь медленно проникает все глубже. Тело содрогнулось от сдерживаемого крика. И меня обдало холодом ее глаз, ее голоса, когда она взглянула на меня сверху вниз и прошептала:

– Ну как оно, Сэл?

И провернула коготь. Я чуть не откусила язык, пытаясь не заорать. Думаешь, наверное, я сумасшедшая, если предпочла утонуть в собственной крови, но даже не пискнуть. Но ты просто не знаешь Гальту Шип.

– У меня до сих пор появляются новые, знаешь ли. – Она говорила спокойно и бровью не вела, пока ее руку заливало кровью. – Просыпаюсь, а лицо уже выглядит не так, как перед сном, пальцы изменились, тело не такое, как я помню.

Мне хотелось что-нибудь брякнуть в ответ. Что-нибудь остроумное. И если бы следующий поворот костяшки не грозил мне перспективой обделаться, я бы брякнула. Однако открой я рот, оттуда полились бы одни рыдания – причем не самые мелодичные.

– Годами глотать зелья только для того, чтобы тело служило и дальше, чтобы оно добывало все больше власти, больше магии для Империума. – Гальта покачала головой. – И я глотала. Как и остальные. Я, Тальфо, Враки. – Она сощурилась. – Джинду.

Имя причиняло меньше боли, чем коготь. Но опасно близко. И когда Гальта высвободила шип, оставила сочащуюся кровью дыру в моей руке, осталось и имя, засев в коже, словно клинок.

– Мы служили Империуму, беззаветно, верно, без колебаний. – Гальта подняла окровавленный палец. – И в обмен просили только одного.

– Понимания, – прохрипел из темноты Тальфо.

– Прежние императоры понимали, – продолжила Гальта. – Они знали, чего от нас просит Госпожа Негоциант. Знали, какой ценой мы выстроили Империум, хранили его от бед. Даже когда они не вели войн, они знали, что мы отдаем.

На ее лице мелькнуло потрясение, словно она сама не могла поверить в то, о чем говорит.

– А ноль? Император-ноль? – вопросила она. – Что он знает о жертве? Что знает о Мене? Он будет восседать на своем крошечном троне, который мы для него завоевали, и никогда не поймет, что мы отдали, чтобы он грел жопу нашей кровью. – Гальта уставилась на свой палец, алый от моей крови, и ее лицо исказил гнев. – Я больше не знаю, кого вижу в зеркале. Я больше не могу коснуться другого, не причинив ему боли. Я платила Госпоже, платила Империуму, и где моя награда?!

– Сила, – проворчала я сквозь зубы. – Которой у большинства не было и не будет.

– А ты-то что об этом знаешь? – ухмыльнулась Гальта. – Ты ничего не знаешь о жертве, через которую мы прошли. Враки знает. Поэтому он и собирался подарить нам нового императора, истинного.

– Скрата, – отозвалась я. – Чудовище в дивной, блядь, одежке. – Я уставилась на нее горящими от боли глазами. – И он снова попытается. И ради этого убьет детей.

Гальта не стала спорить. Даже не вздрогнула.

– Он позаботится о нас. Никто другой не станет.

– Никому другому и не надо, – выплюнула я. – Ты, сука, не можешь сдохнуть. У тебя есть сила. Что еще нужно? Поцелуй в лобик?

– Не смей, блядь, говорить со мной так, будто ты святая, – ощерилась Гальта, и шипы застучали друг о друга. – Я знаю, как ты заработала имя. Знаю, кого ты убила. Знаю скольких. Что, на хер, тебя от нас отличает, кроме того, что у нас есть цель, а у тебя – сколько там тебе металла подкидывают?

Я расправила плечи. Посмотрела ей прямо в глаза. И если Гальта все-таки намеревалась меня убить, я надеялась, что она готова видеть мои глаза всякий раз, как закрывает собственные.

– Потому что обо мне ходят легенды, – произнесла я. – И однажды к ним добавится еще одна, о том, как я всадила клинок в тебя, и в Тальфо, и в каждого из вас до единого. Что Сэл Какофония позаботилась о том, чтобы труп Гальты по прозвищу Шип рухнул в грязь. Что она развернулась и больше никогда не произносила твоего имени.

Гальта, как я уже сказала, одержима паранойей. Вся ее жизнь наполнена болью, и это сделало ее опасливой. Однако паранойя не добавляет осторожности, как паника не равняется самосохранению. Когда все, о чем ты думаешь, это боль, и все, что ты видишь, это стремление мира причинить ее тебе… все, что ты хочешь, – это ударить первой.

Прямо как Гальта, которая потянулась к моему ремню на своей талии, выхватила Какофонию из кобуры и приставила к моей голове.

Я еле успела скрыть усмешку. Гальта знала имя револьвера, держу пари, но не знала его самого. А я – да. Я чувствовала, как он опаляет мне лоб жаром. Как он улыбается. И знала, что он сделает, как только Гальта попытается спустить курок.

Однако она не попыталась.

На ее плечо легла замотанная в бинты ладонь. Выбравшись из тени, Тальфо навис над Гальтой, обратил на нее налитые кровью глаза и прохрипел: