Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– Вспомни.

И Гальта взглянула на него. И ее палец дернулся, лицо дрогнуло; она сглотнула желание выстрелить. И когда она опустила Какофонию, мне пришлось сдержать желание заорать.

– Мы пришли сюда не ради тебя, ты права, – произнесла Гальта. – Однако Враки знал, что ты явишься. И сказал нам тебя убить. – Она перевела на меня задумчивый взгляд. – Причем помедленнее. Побольнее.

Я ждала продолжения – то ли слово, то ли нож в кишки.

– Однако Джинду просил так не делать.

Все-таки слово. Но лучше бы нож.

Имя ударило столь же глубоко. А потом наружу хлынуло…

Голос Джинду, смеющийся, улыбчивый. Глаза, ясные, пытливые, в которых не было места войне. И тонкие черты лица. Даже после стольких лет я по-прежнему его помнила, могла мысленно проследить кончиком пальца, словно еще один шрам на моем теле. И я гадала, помнит ли он мое лицо. И если да, то помнит ли он, каким оно было, когда он видел меня последний раз.

– Я сказала, ты не заслуживаешь пощады.

Гальта обхватила мою руку шипастой ладонью, потащила меня глубже в темноту шахты. Мои ноги, дрожащие, бескостные, все равно не могли толком противиться.

– Я сказала, что однажды ты всех нас убьешь, – продолжила она, – как обещала. – Гальта помедлила, и в голос ее просочилась ожесточенная горечь. – Как ты убила Креша.

– Что, уже прознала?

– Я знаю, что Враки отправил его за тобой. И что ты здесь, а Креш – нет. – Она вновь вспыхнула. – Так что да, он мертв.

– Тогда ты знаешь, что и остальные тоже, – холодно заметила я.

– Может быть, – ответила Гальта. – Или, может, ты последуешь собственному совету. Может, посмотришь на всех, кого убила, и решишь, что с тебя хватит. Может, лучше воспользуешься шансом, о котором просил для тебя Джинду. – Она глянула на меня. – Я знаю, что показал тебе Тальфо. Знаю, кого ты убила.

– Жутко, – прохрипел Тальфо, следуя за нами.

Я нахмурилась. Стиснула зубы. Не Лиетт, сказала я себе. Тень, уловка, кучка пыли и лжи. Не Лиетт.

Я убила не Лиетт.

Я не такая. Пока нет.

– Если собираешься читать мне лекции об убийствах, – пробормотала я, – лучше, блядь, прикончи уже.

Мы вдруг остановились. Гальта стояла передо мной.

– Джинду просил. Мы согласились.

Она резко меня толкнула. Я отшатнулась на пару шагов. И на третий под ногой оказалась пустота.

– Не заставляй нас лгать ему, Сэл.

Я столько всего не успела ей сказать. Что пусть Враки – самый умный в мире, Джинду – самый быстрый, Гальта, и Тальфо, и все остальные в моем списке – величайшие маги из когда-либо живших, это все неважно.

Они все равно умрут.

Я пыталась удержать равновесие, но руки были связаны за спиной. Попыталась выругаться, но с губ сорвался лишь крик.

А потом увидела пар, что поднимался от сжимающей Какофонию руки. Ощутила жар, который он источал.

Долго же он, сука.

Гальта вскрикнула, выронила револьвер. Лягнула меня, и я рухнула вниз. Какофония отскочил от камня, и мы оба кувырком полетели в зияющую непроглядную темноту.

И оба исчезли.

Мои сны начинаются прекрасно. Именно так я и понимаю, что меня ждет кошмар.

Я открыла глаза, и он был здесь. Стоял, как всегда, непринужденно высокий – прямой, как клинок у его бедра, – повернувшись ко мне спиной и глядя на горизонт столь далекий, что мне не разглядеть, но для него это было легко.

Думаю, Джинду все давалось легко.

Он поднял идеальную ладонь к идеальному лбу и окинул взглядом незнакомую мне долину. Ветер играл травинками, заставляя зеленое полотно покачиваться и вздыхать, словно живое существо. Облака, столь белые, что почти не сдерживали солнечные лучи, лениво проплывали над головой. Но стоило ему заговорить, как ветерок стих:

– Где он будет?

Голос Джинду – глубокий, такой сильный, что на него можно было бы опереться.

Я стояла рядом. Всмотрелась в долину, речушку, что огибала холмы и впадала в озеро единственной голубой ниткой в моем зеленом гобелене. Указала на поляну рядом с ней.

– Вон там, – из-за ветра пришлось говорить громче. – Два этажа.

– Два?

– А что? Я не заслужила два?

– Ты заслужила двадцать, – рассмеялся Джинду. – Но почва для этого недостаточно ровная.

– Приведу парочку магов, сдвинем почву и подшлифуем песком так, что не подкопаться.

– Ладно, ладно. Два этажа. Что еще?

– Картинная галерея в задней части. И отменный глубокий подвал для вина, разумеется. И кровать таких размеров, что придется на нее выписывать разрешение. – Я почесала щеку и не нашла ни одного шрама. – Две кухни. Две столовые. Одна гостевая комната.

– Почему только одна?

– Три гостевые намекнут людям, что я готова принять их в любое время. Что, соответственно, побуждает их заявляться всякий раз, как им заблагорассудится. Этого мне не надо. Я ведь могу в тот момент быть занята чем угодно.

– Например? – Он рассмеялся, увидев мой сердитый взгляд, и поднял руки. – Ладно, ладно. Но почему не две?

– Две – тоже не дело. Дама с двумя гостевыми комнатами явно наслаждается обществом других. Они как будто говорят, мол, заходи-ка, у меня тут друзья, хочу вас познакомить. А у кого есть время на подобное дерьмо?

– Разумно. Что тогда говорит одна?

– «Я дам приют твоей заднице, но ненадолго, и не думай тут расслабляться или приходить без бутылки дорогого пойла».

– А ты основательно все продумала.

– С того дня, как вступила в ряды. – Я указала левее. – Вон там – стойла и загон для верховых птиц. – Потом правее. – Вон там – сад. – Потом на реку. – Там – небольшая пристань с лодочкой, чтобы плавать по реке.

Джинду медленно кивнул, представляя. Его большие глаза могли увидеть что угодно где угодно. Улыбка, тронувшая губы Джинду, обернулась смехом.

– Дерьмо из-под птицы.

– Чего?

В моем голосе прозвучала совершенно отвратительная обида.

– Нет, выходит красиво, но… не похоже на тебя. – Джинду взглянул на меня и улыбнулся. – Ладно, птичий загон и винный погреб, никаких вопросов. Но кухнями ты пользоваться не станешь и вряд ли заведешь компанию для гостевой комнаты, что уж говорить про две. Еще и лодка? Серьезно?

– Мне нравятся лодки.

– Тебе нравятся большие лодки. На которых нас отправляют с заданиями. А на этой речушке поместится разве что гондола, как на каналах Катамы. – Джинду, смеясь, вскинул руки. – Не пойми меня неправильно. Это ведь сладкий сон катамской аристократки.

Он протянул мне руку.

– Но это не ты.

Его ладони были исчерчены линиями, мозолями после долгих лет упражнений с клинком, пляски эфеса, словно живого существа, в пальцах. Но кончики их по-прежнему оставались мягкими – они могли бы перебирать струны арфы, они не показались бы грубыми, скользя по твоей коже.

Ладонь не убийцы. Ладонь мастера. Бледная, чистая, на которой я не могла представить пятен.