Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

Крылья поникли

Подобие вздоха. Одри предупредила, что это движение, как правило, нелегко заметить, но многие другие гримасы и жесты тоже заметить трудно.

Крылья трепещут, негромко «дребезжат»

Подобие безмолвного смеха. На самом деле, крылья, конечно, не дребезжат – они ведь не из металла и вовсе не тверды, однако так уж говорят и Одри, и сам Кудшайн. Когда он это продемонстрировал, звук оказался куда больше похож на тихие, частые хлопки ладоней, но раз уж они оба говорят «дребезжат», воспользуюсь тем же словом и я, хотя оно не вполне точно.

Как много жестов, связанных с крыльями… но логика в этом есть. Лица дракониан не так выразительны, как наши, однако у нас нет крыльев – таким образом, никто никого в богатстве жестов и мимики не превосходит. Кстати, о прочих драконианских жестах и мимике Одри мне тоже кое-что рассказала.

Ноздри раздуты

Это все дракониане контролируют много лучше, чем большинство людей (хотя некоторые из нас справляются превосходно). Для дракониан раздутые ноздри – все равно, что для нас поднятые брови. По словам Одри, ее бабушка, леди Трент, полагает, будто это оттого, что чутье их острее нашего – отсюда и биологический инстинкт, побуждающий раздувать ноздри и делать глубокий вдох, изучая таким образом нечто новое, и это значит, что раздутые ноздри есть знак любопытства. Должно быть, драконианские селения гораздо чище наших городов, иначе любопытствовать им было бы весьма неприятно.

Кисть руки сомкнута вокруг пасти

Эквивалент пальца, приложенного к губам, призыв помолчать. Дракониане также придерживают пальцами пасти собеседника, и куда чаще, чем мы подносим палец к чужим губам. Очевидно, драконианским нянькам приходится часто прибегать к этому, приучая подопечных вести себя тихо. (Кстати, их няньки – мужчины! Мужчин среди дракониан всего около двадцати процентов – это я знала еще до того, как от Одри услышала. Они и присматривают за яслями, где подрастает потомство.)

Рука поднята высоко вверх

Подобно человеку, прикладывающему ладонь к сердцу в знак искренности намерений. В одной из дядюшкиных книг я читала, что дракониане поклоняются солнцу. Там утверждалось, будто это страшная языческая ересь, этим-де аневраи (древние дракониане) Низвержение и заслужили… но я, честно говоря, особой разницы не вижу. А еще я теперь знаю, отчего Одри так часто поминает солнце. Солнце, да еще насчет моря всякое разное – хоть и за ней начинай вот так же записывать, с разъяснениями, а то я многого в ее речи не понимаю. Видимо, дело в ее, как выражается дядюшка, «прискорбно дурном воспитании».

Уверена, это еще далеко не все, но Одри с Кудшайном признались, что больше им ничего на ум не приходит, поскольку они слишком многое принимают, как само собой разумеющееся. Интересно, не удастся ли вытянуть из них достаточно материала для книги? Пожалуй, нет, но я могла бы освоить и правила драконианского этикета, и вот тогда…

По-моему, надобность в такой книге имеется. Здесь, в Стоксли, большинство слуг сторонится Кудшайна, а половина – откровенно его боится (Ребекка, заслышав его шаги, всякий раз прячется). Что, если и другие на будущую зиму, когда к нам для обсуждения дальнейшей судьбы своей родины прибудет драконианская делегация, отреагируют так же? Воображаю, какой может выйти конфуз! Поэтому нам – то есть, человечеству – следует знать, как иметь с ними дело. Тем более, если за пределами Обители начнут появляться анклавы людей вроде Кудшайна, приспособленных к жизни в более мягком климате.

(Вчера дядюшка отчитал меня за то, что называю их не «драконианами», а «людьми». Но Одри именно так о них и говорит, а она общалась с ними намного больше дядюшки, а значит, вероятно, права. Однако впредь при нем буду слова этого избегать – не хочу, чтобы он счел меня непослушной или неблагодарной.)

Пришло время трем сестрам и брату пройти испытание и стать взрослыми. Сам Хасту слово сказал. Задумался Хасту, как их надлежит испытать, и принялся искать ответ в сновидениях. Во сне раздумывал он об испытании, во времена шума, во времена тишины [16] День и ночь? – К. Полагаю, да. Но описание весьма необычно. – О. К. .

Проснувшись, обратился он к людям и так сказал:

– Снилось [17] Странно, что здесь, вопреки обычной поэтической традиции, описание сна приведено лишь единожды, в виде пересказа людям. – К. мне солнце в небе и пещера в земле, снилось море впереди и лес за спиной. Пусть каждый из четверых своей дорогой идет, пусть каждый из четверых испытан будет по-своему.

Очень удивились этому люди: обычай ведь был таков, чтоб братья и сестры из одной кладки вместе и испытаниям подвергались.

Но шикнас [18] Думаю, пока мы не отыщем удовлетворительного истолкования этого слова, его лучше оставить как есть. – К. Хасту сказал:

– Самшин пойдет на восток – туда, где рождается солнце. Эктабр пойдет на запад – туда, где солнце спускается в глубины земли. Нахри пойдет на юг – туда, где леса высоки. Ималькит же пойдет на север – туда, где у берега плещутся воды [19] Снова географические подсказки? Некогда в южной Антиопе росли кедровые леса, а воды на севере в таком случае – Альшукирское море. – О. К. Или центральная Антиопа и Ройкатский залив. Если Хасту одурманили каннабисом, его куда проще найти в Ташале или Змайете. Я сверилась с одной из книг дядюшки. – К. Ф. Так это твой дядюшка проявляет неожиданный интерес к наркотическим веществам? Непременно покажешь, в какой части его библиотеки нашлась эта книга. – О. К. По-моему, всего этого не следует соотносить с географией вообще. Возможно, здесь перед нами просто символика. Согласно данным археологических раскопок, у аневраи цвета нередко ассоциировались со сторонами света: золотой либо желтый – с востоком, черный – с западом, зеленый – с югом, а голубой или синий – с севером. – К. . Пусть каждый идет, пока не отыщет свое испытание, а после вернется, если сумеет.

Обняли четверо друг друга крыльями, и Самшин сказала:

– Будьте осторожны. Никогда еще рожденных из одной кладки не посылали разом в четыре стороны. Но я думаю, это и к лучшему: каждый из нас должен найти собственную силу, а после, сошедшись вместе, мы станем сильнее прежнего.

Однако Эктабр сказал:

– Сила наша – в единстве. Если уж приходится нам разлучиться, должны мы одарить друг друга чем-то на память – так и останемся вместе, даже в четыре разные стороны разошедшись.

Сестры подумали и решили, что это мудро, и каждый из четверых вручил остальным памятные дары. С этим они и расстались.

Отправился Эктабр на запад. Много дней и ночей шел он через равнины, через реки, через горы, через леса, и пришел к огромной яме в земле.