Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

Второй раз. Второй раз меня

Я велела ей убираться. Разумеется, живет она по-прежнему здесь, в Стоксли, но будь я проклята, если снова позволю ей с нами работать. Мы с Кудшайном сами прекрасно справимся.

Отправитель: Кора Фицартур

Получатель: Миранда Брелл

Дорогая Миранда!

Перед моим отъездом ты сказала, что я непременно должна тебе писать. Не знаю, от чистого сердца, или только потому, что так принято говорить тем, кто навсегда переезжает в другие места. Спросила об этом у миссис Хиллек, местной домоправительницы, и она ответила: да, ты, несомненно, говорила всерьез. Вот только откуда ей это знать, если она с тобой вовсе незнакома? Но, когда я ей это сказала, она рассердилась и ответила, что только неблагодарная маленькая негодница не напишет письма, если ее попросили писать. Неблагодарной я быть не хочу, и потому – вот, пишу, а если на самом деле тебе письма мои не нужны, можешь это письмо разорвать, или сжечь, или как уж там будет удобнее.

Стоксли – дом очень большой, куда больше моего того, где я жила прежде. Находится он не в самом городке, называющемся Лауэр Стоук, а невдалеке от него, посреди множества полей. Еще рядом есть небольшой лес и несколько садов – по-моему, очень красивых. Конюшня совсем разрушена, так как дядюшка не любит ездить верхом и лошадей не держит, а потому конюшню собирается вовсе снести и вместо нее построить оранжерею. Я посмотрела, что значит «оранжерея»: оказывается, это такая постройка из стекла, и в ней можно растить цветы даже среди зимы. По-моему, было бы здорово, хотя я сомневаюсь, что дядюшка так уж неравнодушен к цветам.

Хорошее ли выходит письмо? Сама не знаю. Прежде я писала только короткие записки с выражением благодарности, и то – лишь когда мамá заставляла. У дядюшки очень хорошая библиотека, и я поискала в ней образцы писем, но всему, что в ней отыскалось, уже не одна сотня лет. В те времена писали с жуткой кучей ошибок и множеством слов, которые мне незнакомы. По-моему, эти письма для образца не годятся.

Ребекка (она здесь в горничных) сказала, что на свете есть романы, полные чудесных писем, в которых люди изливают друг другу душу, но в дядюшкиной библиотеке ни одного романа нет – может, она и не так хороша, как я думала? Ребекка говорит, что в следующий выходной день принесет мне такой роман из передвижной библиотеки в Аппер Стоук. Но я не уверена, следует ли изливать тебе душу, и хочешь ли ты того. В описании Ребекки выглядит это довольно тоскливо.

Не знаю, о чем еще рассказать, и потому заканчиваю. Если ты все же не хочешь, чтоб я писала тебе, пошли записку, а в ней так и скажи. Не напишешь, буду писать еще.

С уважением,

Кора.

Дорогая Миранда!

Записки с просьбой больше тебе не писать я не получала, и потому пишу снова.

Ребекка, та самая горничная, продолжает твердить, что я могу поплакать на ее плече, если хочу. А я не хочу. Не сомневаюсь, миссис Хиллек думает, что я бесчувственная маленькая негодница, потому что не плачу о мамá и папá, но если я слез не лью, это не значит, что мне не горько. Сказать правду, мне все время тоскливо, с той минуты, как встану, и до тех пор, пока не усну, а может быть и во сне тоже, только снов своих я не помню. По-моему, то, что я больше их не увижу… по-моему, так просто быть не должно. Одно дело, когда люди гибнут по собственной глупости, к примеру – отправившись биться на войне, или путешествуя в чужие страны, но ведь они просто возвращались поездом из Фальчестера. Люди каждый день из Фальчестера поездом приезжают и гибнуть даже не думают. Мамá и папá вовсе не виноваты, что поезд сошел с рельс. Почему им пришлось умереть за то, в чем они не виноваты? Это несправедливо!

Я об этом сказала магистру Ридсону, управляющему Домом Собраний в Лауэр Стоук, а он в ответ закатил целую речь о Боге, о справедливости, о бедах, случающихся с хорошими людьми. Наверное, хотел мне этим помочь, но ничего у него не вышло. А вот письмо к тебе помочь может. Письмо – все равно, что поплакать у тебя на плече, только в слезах и соплях тебя с ног до головы не испачкав. Ну, и неловко тебе не станет, если у тебя сейчас настроения для этого нет: письмо ведь можно отложить и прочесть позже, или вообще разорвать, а я про то и не узнаю.

Уезжая из школы в Мерсби, я говорила, что надеюсь вернуться. Получится ли, пока сказать не могу. Что будет со мной теперь, без мамá и папá, здесь, кажется, никому не известно. Дядюшки даже дома сейчас нет, так что его не спросить. Он уехал на Континент (говорят, много времени там проводит), и в доме, кроме меня да слуг, никого. Да, как ты помнишь, я больших скоплений людей не люблю, но, оказывается, надолго оставшись сама по себе, тоже могу чувствовать себя одиноко.

Прости, если все это грустно читать. В следующий раз постараюсь написать что-нибудь повеселее.

С уважением,

Кора.

Дорогая Миранда!

Вернуться назад, в Мерсби, я не смогу.

Дядюшка, наконец-то, дома и, увидев меня здесь, в Стоксли, едва ли не удивился. По-моему, он совершенно забыл, что сам же распорядился об этом. Дядюшка телефонировал мистеру Тамри, своему стряпчему, вызвал его сюда, а после он (то есть, дядюшка), и мистер Тамри, и миссис Хиллек ушли в кабинет, а дверь заперли, а Ребекка, горничная, велела мне не подслушивать.

Покончив с делами, они отперли дверь, миссис Хиллек велела мне войти и оставила нас втроем, с дядюшкой и мистером Тамри. Он (то есть, мистер Тамри) завел передо мной долгую, скучную речь о финансовом положении папá. Я все это не слишком-то поняла. Уловила одно: очевидно, папá задолжал целой куче народу целую кучу денег – больше, чем на самом деле имел, так как «проявил прискорбное недомыслие в ряде вложений средств». Что, по словам мистера Тамри, с его стороны поступок очень и очень плохой: деньги для этих вложений были одолжены им у дядюшки, а терять взятое в долг, рискуя на бирже, нечестно.

Но что все это значит, я понимаю. Выходит, у меня нет наследства. Нет денег даже на мое содержание, не говоря уж о возвращении в школу.

Я спросила, что будет со мною дальше. Тут заговорил дядюшка и сказал: нет, выбросить племянницу на улицу он, разумеется, не может, и потому рад предложить мне остаться в Стоксли. В браке он никогда не состоял, жены, заботящейся о хозяйстве, у него нет, и всю эту работу проделывает миссис Хиллек, но я вполне могу ей помогать: ведь член семьи, присматривающий, чтоб слуги не пытались обманывать хозяина, куда как лучше. Правда, вести хозяйство я не умею, но мистер Тамри сказал, что это почти как бухгалтерия, а ты же помнишь: подсчеты и составление списков мне всегда давались легко.