Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

Симеон ушел вперед, в зал, чтобы занять нам кресла, а я тем временем зарегистрировала нас обоих и разжилась парой табличек для торгов, и тут, не успев войти в зал, услышала сбоку знакомый – даже слишком знакомый голос:

– И снова привет, Одри!

Он стоял неподалеку, привалившись плечом к одной из колонн, а руки пряча в карманах. Меня поджидал? Не знаю, с уверенностью сказать не могу. Как я жалею порой, что не воспитывалась в старомодном семействе, кем-нибудь вроде леди Плиммер, и не отличаюсь талантом принимать подобающе ледяной вид! Ну что ж, пришлось приложить все усилия…

– Вы, сэр, утратили право держаться со мною столь фамильярно, – сказала я, чопорно выпрямив спину.

– Хорошо, пускай будет «мисс Кэмхерст».

Еще и веселится, будь он проклят!

Оттолкнувшись плечом от колонны, Морнетт с ленцой, не вынимая рук из карманов, двинулся ко мне. Не знаю, отчего, но эти спрятанные в карманах руки выглядели особенно угрожающе.

– Вы здесь ради чего-то определенного? Я просмотрел лоты загодя и, думаю, что один из них вполне мог бы вас заинтересовать. Бывает, сокровища обнаруживаются там, где и не ждешь их найти.

Жаль, что устройства для изготовления граммофонных пластинок слишком громоздки, чтобы таскать при себе! Записывать бы подобные заявления, а после проигрывать заново в поисках скрытой сути… Однако язык жестов, поза и взгляд порой говорят ясней всяких слов: похоже, в его намеке таился некий умысел. Такие игры вполне в его духе.

Умысел или не умысел, а я была слишком взволнована, чтобы ответить, как следует. Хватило бы мне ума сообразить, что Аарон Морнетт тоже может здесь оказаться, я подготовила б на сей случай достойную колкость, но вот так, на ходу, только и сумела сказать:

– Аукцион вот-вот начнется. Я иду в зал.

– Самое интересное всегда в конце каталога, – безучастно откликнулся он, однако с поклоном указал мне в сторону входа.

Я со всех ног поспешила к дверям, чтобы опередить его и не дать ему шанса отворить их передо мной, однако он ухитрился поймать краешек двери прежде, чем я захлопнула ее у него перед носом, и вошел в зал за мной следом.

По счастью, Симеон занял для нас места в самых задних рядах. Я подсела к нему, а Морнетт, вкрадчиво улыбнувшись мне напоследок, двинулся дальше, к пустому креслу в трех-четырех рядах впереди, и это значило, что мне не придется высиживать весь аукцион, чувствуя его взгляд на затылке. Но в следующий миг я едва не подавилась собственным языком: дамой, придерживавшей для него место, оказалась миссис Кеффорд!

Ну конечно, на нее он работает уже довольно давно. Кого еще особа вроде нее могла бы нанять для перевода своих приобретений? Но в свете всего остального у меня создалось стойкое ощущение, будто Морнетт машет передо мной красной тряпкой, щеголяет… не знаю даже, чем, поскольку понятия не имею, чем они вообще заняты . Ясно было одно: все это неспроста.

Однако сейчас подобные мысли следовало на время выкинуть из головы.

– С тобою все в порядке? – шепнул Симеон, тоже увидевший Морнетта.

В ответ я заверила его, что да. По-моему, в это Симеон не поверил, но аукционный зал – не слишком подходящее место для разговоров на такие темы. Пришлось нам притихнуть и обратить внимание на торги.

Нет, на самом деле особого внимания торгам я не уделяла, а больше листала Симеонов экземпляр каталога, гадая, на что Морнетт мог намекать. На что-либо, имеющее надписи? Но среди этих лотов ничего особо интересного оказаться не могло. Разве что осколок базальта… однако на стелах, как правило, высекали царские указы или же похвальбу – дескать, такой-то одержал великую победу в сражении с такими-то… И чем это может заинтересовать меня?

Не отыскав подсказок в каталоге, я решила понаблюдать за Морнеттом. Волосы его имели все тот же небрежный вид – расчесаны, но не более, а еще он поминутно поворачивался к миссис Кеффорд и что-то шептал ей на ухо, или же слушал, что шепчет ему она. Мои старания что-либо прочесть по губам особых успехов не принесли – тем более, что в скором времени Симеон, пихнув меня локтем в бок, сообщил, что мой интерес к ним слишком уж очевиден. Тогда я попыталась бросить это занятие, но и тут особых успехов добиться не смогла. (Надеюсь, он – Морнетт, не Симеон – хотя бы почувствовал, как взгляд мой жжет ему затылок.)

Тут в ход пошел следующий лот, большая цилиндрическая печать из гематита, и Морнетт поднял табличку.

Я тут же принялась листать каталог, поскольку описание, зачитанное аукционистом, пропустила мимо ушей. Согласно каталогу, печать, значившаяся там под номером 70, являла собой всего-навсего «исключительно тонкой работы изображение четверых дракониан, обращающихся с просьбами к божеству». Четверых?! Разумеется, мне тут же пришли на ум наши сестры с братом – Самшин, Нахри, Ималькит и Эктабр. Пятая же фигура… ну да, всякий раз, как на древней реликвии изображен некто внушительный и неузнаваемый, мы склонны объявить его божеством, а предметы, назначения коих не понимаем, отнести к «ритуальным». Однако описание путешествия в преисподнюю и обратно было настолько свежо в моей памяти, что я невольно задалась вопросом: уж не изображено ли здесь Венчающее Бездну, или, может, Озаряющее Мир? Хотя нет, последнее – вряд ли: его, по-видимому, символизируют те самые крылатые солнечные диски и круги о многих лучах.

Все эти мысли промелькнули в моей голове в один миг, однако за это время кто-то успел вскинуть кверху табличку, перебив предложение Морнетта, а тот вновь поднял свою, повышая цену.

Помедлив еще пару секунд, я набрала в грудь воздуха и тоже подняла табличку.

– Вижу семьсот от леди в задних рядах, а увижу ли семьсот двадцать пять?.. Спасибо, сэр… а как насчет семисот пятидесяти?..

Участвовать в аукционном торге мне доводилось и прежде, но подобного напряжения я в жизни еще не испытывала. Торговались между собой, кажется, человек шесть, но все мое внимание было устремлено только на Морнетта. Цену он повышал уверенно, без видимых колебаний, но и особого рвения не проявлял. Я поднимала табличку, будто хингезская кукла-автоматон, почти не вслушиваясь в объявляемые аукционистом суммы. Живя в Стоксли, тратиться мне было не на что, а платил Гленли, что о нем ни говори, весьма и весьма неплохо.

Вскоре нас осталось лишь трое: я, Морнетт и джентльмен, сидевший справа – его я как следует разглядеть не смогла. Тут я с внутренним содроганием осознала, что цена перевалила за тысячу триста. Не столь уж абсурдные деньги за цилиндрическую печать, особенно – исключительно тонкой работы… но куда больше, чем мне следовало бы тратить.

Вдруг Аарон Морнетт, обернувшись назад, насмешливо отсалютовал мне двумя пальцами, вскинутыми к виску, и прекратил торг.