Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

При этих словах он вздрогнул, точно я хлестнула его по щеке.

– Вы о случившемся пять лет назад? Одри, это же просто недоразумение…

Недоразумение?! Порой мне кажется, будто он искренне верит, что продолжительность драконианского года высчитал сам – или, по крайней мере, сам выдвинул идею, а я только с расчетами помогла. Похоже, он и себя самого убедит в чем угодно!

Я едва не затеяла тот же спор заново, хотя и понимала, что ни к чему он не приведет, но Морнетт продолжал:

– Одри, что бы ты обо мне ни думала, я вовсе не хотел бы увидеть, как тебе проломят голову кирпичом. Холлмэн – осел и мерзавец, а все самое лучшее, чем он отличался в школе, давно задушено этим религиозным помешательством. После того скандала, в вентисе, я написал ему, так как хотел дать ему знать: если он еще хоть раз поднимет на тебя руку, я…

Вскочив на ноги, я опрокинула кофейную чашку.

– Что «вы»? Зарубите себе на лбу, мистер Морнетт , хоть он и тверд, будто драконья кость: у вас нет ни малейших прав перед кем-либо за меня заступаться. Вы мне не брат и не кузен, а мужем моим не станете никогда, что бы там ни воображали себе пять лет назад. Вы мне даже не друг. Вы до сего дня не соизволили извиниться передо мной за нечистоплотность в науке, а если бы на словах и попросили прощения, я бы словам этим не поверила, так как, по-моему, вы просто не понимаете, что в вашем поступке дурного. Может быть, вы не так скверны, как Холлмэн, но это еще не делает вас другом дракониан. Вы мне ни к чему . Самую серьезную ошибку той ночи я совершила, вовсе не проникнув в ваш номер, а подумав, будто у вас отыщется для меня что-нибудь стоящее. Но больше я так не думаю.

С этим я отвернулась и стремительно двинулась прочь.

Знаешь, Лотта, я уже надеюсь, что ты вправду это читаешь, хоть и обещала впредь так не делать: тогда ты все узнаешь сама, а мне и рассказывать не придется. Просто не знаю, повернется ли язык высказать дальнейшее вслух, лично – даже тебе. Мне самой неизвестно, многое ли из сказанного Морнетту было правдой. Да, я по-прежнему ему не верю и полагаю, что беспорядки у летного поля в самом деле устроили они с Гленли – слишком уж тут все одно к одному: и появление адамистов, и школьная дружба Морнетта с их главарем, и появление Морнетта в ту же самую ночь в Стоксли, и его шумный спор с Гленли.

Но в то же самое время мне больно видеть, как он впустую растрачивает свой ум и талант на какую-то миссис Кеффорд, на попытки доказать превосходство человека над драконианами, как выдает чужой труд за собственный, когда и без этого вполне способен к великим свершениям… Он был бы просто прекрасным (и вовсе не только внешне) человеческим существом, если бы не упорствовал в столь отталкивающем поведении.

Нет, с ним у меня отнюдь не покончено. Твержу себе, твержу, что – да, но это неправда. Верно, он мне весьма несимпатичен, но я все стремлюсь, тянусь к какому-нибудь примирению с этой неприязнью, а дотянуться никак не могу. Раз за разом из рук ускользает.

Зачем я только сунулась на этот аукцион?

Отправитель: Шарлотта Кэмхерст

Получатель: Изабелла, леди Трент

27 мессиса,

№ 3, Клэртон-сквер

Дорогая гранмамá!

Ужасно совестно отвлекать тебя от дел, зная, что ты, готовясь к конгрессу, летаешь по всему миру, но, боюсь, мне отчаянно нужен твой совет – не ради себя, ради Одри.

Получив это письмо, ты, полагаю, уже будешь знать, что случилось меж нею и Аароном Морнеттом – то есть, о том, как Одри проникла в его номер. Про адамистские беспорядки в минувшем вентисе, когда Одри сломали нос, ты тоже, наверное, знаешь (по крайней мере, из газет). Но это еще далеко не всё, а об остальном тебе ничего не известно, если только папá в письмах не упоминал, а если не он, то сама Одри, но, если так, писать об этом ей пришлось бы отсюда, из Фальчестера, потому что в Стоксли ее переписку читают – следят, чтоб о работе своей не болтала, и… ох, как все запуталось! И, может быть, отчасти из-за меня: ведь это я настояла, чтоб Одри задержалась в столице до чизтонских скачек, а возвращаться к работе не торопилась.

Сумбур какой-то. Прости.

Одри считает, что между лордом Гленли, Аароном Морнеттом и миссис Кеффорд существует какой-то сговор, и вполне может оказаться права: ведут они себя очень странно, а друг с другом, как нам известно, общаются. (И с тем самым Захарией Холлмэном, вонючкой адамистской, тоже.) Поэтому Одри и вломилась к Морнетту в номер – хотела выяснить, что у них на уме.

Что делу на том не конец, мне следовало догадаться еще с утра, перед скачками. Закуталась она буквально с головы до пят: перчатки, длинные рукава, длинная юбка, плюс самая скромная широкополая шляпа, какую только можно себе вообразить. Я точно знала: ничего подобного в ее гардеробе не было, и значит, все куплено специально, но в тот момент решила, будто сестрице просто хочется избежать лишних сплетен об ее аресте. Чего уж тут скрывать, неприметными нас с нею не назовешь, но, если полной неузнаваемости ей, укрывшись под тряпками, не добиться (не говоря уж, насколько это неудобно), то, по крайней мере, с той стороны поля ее и действительно было бы не узнать. Правда, вот так скрываться от сплетен Одри совсем не свойственно, но я подумала, что ее попросту выбило из колеи столкновение с Морнеттом.

Да, только это же Одри! Нет бы мне сразу сообразить!..

Итак, мы отправились на ипподром. Еще пару месяцев назад я была бы в восторге – ну как же, там столько изысканной публики! – однако к концу Сезона подобные вещи чуточку утомили даже меня. Когда Одри спросила, не против ли я, если она отойдет погулять поблизости, я и не подумала возражать, а сама осталась сидеть на солнышке, рядом с мамá. Казалось, Одри просто не хочется торчать на одном месте, где ее легче заметить: дамы вокруг уже зашептались, поглядывая на нас из-за вееров.

Однако когда на поле стартовал предварительный забег, а Одри все еще не вернулась, я заволновалась: что, если она, бедняжка, прячется сейчас где-нибудь? Зачем только я потащила ее на люди, когда она предпочла бы вернуться к переводу табличек?

В конце концов я предупредила мамá, что пойду поищу ее, и отправилась на поиски. Если Одри действительно хотелось спрятаться от всех, ей следовало бы покинуть Королевскую Трибуну и устроиться где-нибудь еще. Я готова была искать ее где угодно, пусть даже пропустив основной забег, но, едва сойдя на галерею под местами для зрителей, увидела ее впереди, медленно, но очень целеустремленно пробирающейся сквозь толпу.

Возможно, ей было бы лучше не мешать. Не знаю. Подумать об этом подумала, но в голове так крепко засело, что перед Одри следует извиниться… Одним словом, я рысцой устремилась за ней.